Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - стр. 31

– Я бы сказал, в последние годы у нас была весьма неплохая зачисляемость.

– А аспиранты? У вас их много? Я их почему-то не видел.

– Вот Элиф, – сказал Фрейдин. – Одна из наших аспиранток.

В течение нескольких секунд Платт разглядывал меня поверх очков и снова повернулся к Фрейдину.

– Да. Один экземпляр я вижу. А другие есть?

Тем временем нам уже подавали какие-то котлеты, плавающие в море сливочного масла. Они, похоже, повергли в уныние всех. Венгерская профессорша даже вернула свою порцию на кухню с подробными инструкциями. Через несколько минут порция вернулась без всяких заметных невооруженным глазом доработок.

Ближе к окончанию приема пищи Лидия Бабель встала из-за стола, подошла сзади к стулу Натали, обняла ее за плечи и потрепала по голове.

– Моя дорогая, – сказала она, – как я тебя люблю! Как славно, что мы все вместе!

Натали посмотрела через плечо с выражением кошки, которая не хочет на руки. Фрейдин переводил взгляд с Натали на Лидию и обратно.

– Спасибо! – воскликнул он. – Спасибо, Лидия!

Лидия изумленно на него посмотрела.

– За что?

– За то, что приехали! На вашем месте я бы, наверное, колебался.

– Что вы имеете в виду? Что мне трудно ездить с матерью?

– Конечно нет! Но расстояние немаленькое, незнакомое место…

– Кстати, о твоей матери, – обратилась к Лидии Натали, – сколько ей лет? Одни говорят, девяносто два, другие – девяносто шесть. Или это тайна?

– Моей матери девяносто пять.

– На вид ей не дашь больше девяноста трех ни на один день, – проявил галантность Фрейдин.

– Это так. Она в добром здравии и замечательно выглядит, – сказала Лидия. – Но не так хорошо, как еще два года назад. Но это не главное. Главное, что все в порядке здесь. – Она постучала по виску. – Ее память и сознание.

Когда Лидия пошла за свой стол, Натали проводила ее взглядом.

– Эта старая ведьма переживет нас всех, – заметила она.

– Натали! – сказал Фрейдин.

Она уставилась на него.

– Думаешь, я должна держать рот на замке, – констатировала она. – Но – почему? Что мне терять? Мне терять ровным счетом нечего.

Вид у Фрейдина был оторопелый.

– Что ж, тогда, полагаю, тебе стоит рискнуть всем, – сказал он. И сделал явную попытку изменить тему: – Натали, пока ты здесь, у меня к тебе вопрос, который никак не дает мне покоя. Как звали твою тетю? Ее очень часто упоминают, но она – то Мериам, то Мириам, то Мари, то Мария. Так как же на самом деле?

– Да-да! Скажите нам, как правильно писать ее имя? – воскликнул Платт с загоревшимися глазами.

Натали посмотрела на него.

– Я не знаю, что значит «правильно писать». Одни называли ее Мериам, другие – Мари, третьи – Марией. Все три имени правильные.

– Как интересно, – сказала Джанет Линд, обращаясь к Фрейдину. – Удивительно, что вы до сих пор не съездили в Одессу и не справились в городском загсе.

– Боюсь, там еще хватает не менее удивительного. Я всегда хотел поехать в Одессу и все выяснить, но так и не сложилось.

– А почему не поедете сейчас?

– По той же причине, по которой бабелевская конференция проходит здесь, в Стэнфорде: я не могу уехать надолго.

– Почему? – спросила американская журналистка.

Фрейдин объяснил, что здоровье жены не позволяет ему совершать дальние поездки, и это объяснение, полагала я, должно бы закрыть тему, но не тут-то было.

– Ведь с вами живет дочь? – спросил кто-то. – Разве она не может поухаживать за ней?