Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают - стр. 25

Она окинула меня взглядом.

– Ты рада, – заметила она, – ты улыбаешься, а Лидия мучается и нервничает. Она ушла искать телефон.

– О нет! – сказала я, озираясь. В поле зрения не было ни одного телефона. – Я пойду поищу ее.

– Зачем еще и тебе уходить? Вы тогда обе потеряетесь. Лучше садись и жди.

Пытаясь напустить на себя приличествующий унылый вид, я снова набрала Фрейдина.

– Слава богу! – сказал он. – Я знал, что они еще там. Как Пирожкова? Очень сердится?

Я взглянула на Пирожкову. Вид у нее был, пожалуй, сердитый.

– Не знаю, – ответила я.

– Мне сказали, что пришлют русского парня, – громко произнесла она. – Парня, который говорит по-русски.

Атмосфера в машине была несколько напряженной. Лидия, и в самом деле здорово похожая на отца, сидела впереди и вслух читала все рекламные щиты: «Беспроводная „Нокия“, „Джонни Уокер“».

Сидевшая сзади Пирожкова за всю поездку заговорила лишь однажды:

– Спроси ее, – сказала она Лидии, – что это за штучка у нее на зеркале?

Штучкой на зеркале была игрушка из «Макдональдса» – мягкий маленький ослик Иа-Иа, переодетый тигром.

– Это игрушка, – сказала я.

– Игрушка, – громко произнесла Лидия, повернувшись вполоборота. – Животное.

– Да, но что это за животное?

– Это ослик, – сказала я. – Ослик в костюме тигра.

– Не понимаю. Это какая-то история?

Насколько мне было известно, история состояла в том, что Тигра заработал невроз на почве отсутствия семьи и наследственности, и поэтому Иа-Иа переодевается тигром, чтобы притвориться Тигриным родственником. Пока я обдумывала, как это все объяснить, в поле зрения появилось еще что-то оранжевое. Я посмотрела на переднюю панель: топливо на исходе.

– Это не мой ослик, – сказала я, выключая вентилятор. – Это моего друга.

– Что она сказала? – спросила Пирожкова Лидию.

– Она говорит, что это ослик ее друга. Поэтому она не знает, почему он в тигрином костюме.

– Что? – сказала Пирожкова.

Лидия закатила глаза.

– Она говорит, что ослик переоделся в тигра, чтобы выглядеть сильнее на фоне других осликов.

Повисла тишина.

– Кажется, она сказала не это, – сказала Пирожкова.

Мы проехали мимо очередного щита: «Голосуйте за Тэда Лемперта».

– Тэд Лемперт, – задумчиво произнесла Лидия и повернулась ко мне. – Кто такой Тэд Лемперт?

– Не знаю, – ответила я. – Думаю, он хочет стать сенатором.

– Хм, – сказала она. – Лемперт. Я когда-то знала одного Лемперта, художника. Его звали Владимир. Владимир Лемперт.

– О, – произнесла я, пытаясь придумать, что бы еще сказать. – Я сейчас читаю роман Бальзака о человеке по имени Луи Ламбер. – Я старалась произнести так, чтобы «Ламбер» звучало похоже на «Лемперт».

Остаток пути в отель мы ехали молча.

Первая дочь Бабеля Натали выглядела младше своего возраста (семьдесят четыре года), но голос ее – с выраженными французскими r – шел словно из далеких глубин, из склепа.

– У вас очень холодная рука, – поведала она мне, когда нас представляли друг другу. Это было вечером того же дня, когда все участники направлялись в Павильон Гувера на прием по случаю открытия.

– У нас в Стэнфорде есть черные белки, – обратилась к Натали Бабель одна из магистранток, указывая на белку. – Вы видели когда-нибудь черных белок?

Натали направила туманный взгляд в сторону белки.

– Я теперь больше не вижу, – произнесла она. – Не слышу, не вижу, не хожу. По этой причине, – продолжала она, разглядывая крутую цементную лестницу в павильон, – все думают, будто я вечно пьяна.