Бессрочный договор - стр. 3
– Потому и прошу, что эта тварь неведомая чуть не сожрала дочь мою. Лешего, Хозяина всех лесов и их хранителей, дочь. Ты можешь вообразить лесного духа, зверя или птицу, способных на такое?
– Не могу. – Змей вновь перекинулся, теперь – в рослого силача с огненными глазами. —Так пойду. С крыльями по земле несподручно. Кого ещё звать будем или втроём управимся?
– Сын мой, Ждан, с нами пойдёт. И ещё лембоев хотел отыскать. Не столько ради помощи, сколько убедиться, что не их рук дело.
– Не ищи. Не их. Третью седмицу в лесу сидят, надеются себе какое-нибудь надёжное зелье сварить.
Хоть и недолго Леший со Змеем разговаривал, а вышел со двора – как в совсем других Выселках очутился. Ставни затворены, ворота – у кого есть – заперты. Из-за иных слышен рык, видать, хозяйки и хозяева решили, что зверем дом защищать сподручнее будет. Вместо общей ограды трясётся багровое марево, перемежаемое серыми струйками тумана – то бабка Блазна выпустила наружу скопленный за сотни лет ужас Явленных.
Как вышли за околицу – кот, истошно мявкнув, из рук Лешего вывернулся и оземь ударился. Стал Банник снова собой: коренастый, лохматый, востроглазый. Змей глянул ехидно, но смолчал. Леший зато не удержался:
– Банная Бабка поняла всё. И Яга, это я тебе точно говорю. Зачем себя на посмешище выставил?
– Бабку проучить хотел. – Банник досадливо мотнул головой, отгоняя неприятное воспоминание. – Ты бы лучше рассказал, что твоя Любима видела? Или незримое чудище явилось?
– Да нет, зримое. Выглядело поначалу как сосна, бурей поваленная. Потом передумало на дочку нападать, морок сбросило и за кем-то другим погналось. И вроде как кора с него отпадать стала кусками.
– Поваленная сосна, с которой кора отпадать стала? – Змей остановился так резко, как это умеют одни только ползучие создания. – Мошек рядом не было?
– Были. Только не отложилось толком в разуме Любимы, подчиняются они этому гаду, или так сопровождают.
– Поворачиваем в деревню и собираем вече, ведомо мне это чудовище.
Вече собралось ещё до заката. На большом пятачке у колодца толпились и бывшие домовые духи, в Лягушачьих Выселках обзаведшиеся собственными домами и дворами; и соседствующие с ними духи лесов, полей и рек – кряжистые полевые, тонкие полудницы, неприметные пережинчики, зеленовласые русалки и обрюзгшие водяные. Промеж них теснились и те, кто сотни лет назад только лишь вредил Явленному племени: сёстры-лихорадки, ужасающая Гостья, Метелица и Вихрь, многоликие духи некрещённых детей, неблагословлённых покойников, оборотни и колдуны. Из-под земли на разные голоса шептали и ворчали клады, сокрытые и известные, но все, как один, – проклятые. И вся эта многоликая толпа, вынужденная некогда обживать Лягушачьи Выселки, словно обратилась в единый организм, слушая парящего в воздухе Змея.
– Вы все знаете, как мы сотворили Лягушачьи Выселки. Знаете одного из Явленных, задумавшего укротить великое болото, в те годы уже ставшее приютом для многих из нас. Знаете и то, что у него всё получилось, а мы были вынуждены уйти сюда, выстроить последнее наше пристанище и жить здесь вместе, в тесноте, без привычного страха и почитания, но всё ж по своим законам и своему разумению. Но никому из вас, пришедших позже, неведомо, почему мы сдались без боя. – Змей ударил хвостом по воздуху. – В то время из-под земли пришла великая беда: чудище, не имеющее облика единого, но представляющееся каждому вещью безопасной и заслуживающей сожаления. Стоило одному из нас приблизиться, и оно вмиг извергало из себя рой отвратительных мошек и пожирало жертву, ослеплённую и молчащую. Множество детей Мира тогда изничтожило чудовище, и все наши тайные слова и заговоры были бессильны перед ним. Из тех, кто уже жил в этих местах, остались только я, да несколько святочниц и безыменей, и никто не знал, кого пожрут следующим. Тогда я показался Якову Брюсу, Явленному, владевшему тайным знанием, совсем не похожим на наше. Мы уговорились: я поклялся огнём, что уведу всех детей Мира сюда, в безымянные тогда Лягушачьи Выселки, он – что даст мне заговор, силы которого хватит одолеть Безымянное чудище. Одно только условие было у заговора – произносить его может тот, кому ведом истинный облик заклинаемого. Или же чародей должен видеть глаза жертвы. Послал я одну из святочниц выманить на себя чудище и заклясть его, но ничего не вышло – мошки, его верные спутники, ослепили мою посланницу, и заговор не подействовал. Погибла та святочница смертью лютою. Явился тогда я к Брюсу вновь и обвинил его в нарушении договора: пусть заговор и силён, что в нём толку, если его никак не применить? Посмеялся Брюс и дал мне щепотку какого-то порошка. «Натри им своего посланника», – молвил, – «и мошки не притронутся к нему ещё тридцать часов. Успеете.» Следующим послал я одного безыменя, и он смог пройти сквозь мошек, прочитать заговор и победить чудище. Только вот и сам он после этого прожил меньше одной ночи, и до сих пор мне неведомо, что могло выпить из безыменя всю силу и оставить лишь одну иссушённую оболочку. Вернулось теперь чудище безымянное, и я спрашиваю у вас: как нам снова пройти сквозь оберегающих его прихвостней?