Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта - стр. 12
Один раз пришли мы с соцработницей к бабе Аде, а она у кровати на полу лежит. В луже! В сознании, спокойная, умиротворённая – даже не плачет! И встать не пытается! Как мы вдвоём поднимали её – лучше не вспоминать. Как умоляли её хоть немного помочь нам ногами или руками, зацепиться, опереться – а она ни в какую!
Ничего плохого у бабы Ады не нашли. Всё оттого, что страдала она болезнью незримой, но страшной. Депрессией страдала. Раком души.
Рак души – он ведь так же болит, как и рак тела. Ничуть не меньше. И так же поглощает энергию. Так же разрушает. Истощает. Блокирует возможность получать удовольствие и энергию мира. Метастазирует, вызывая интоксикацию мыслями и психосоматические расстройства.
И, если его не лечить, в итоге убивает.
Так и умерла баба Ада на этой кровати.
Сын к ней так и не пришёл.
Осуждать его или не осуждать – дело личное. Но кажется мне, что не таким плохим он был, как баба Ада малевала.
Закон бутерброда
Самое предновогоднее блюдо участкового терапевта – бутерброд.
С маслом, ибо на икру не заработали. Падающий им самым вниз. Повезёт – на рабочий стол, не очень – на замызганный пациентский палас.
Закон подлости как он есть. Самый что ни на есть предновогодний!
Тридцать первого декабря творятся неординарные и непредсказуемые вещи. Вещи, требующие не только врачебного и начальственного вмешательства, но и… времени! Пока все нормальные люди режут салаты и смотрят "Иронию судьбы", участковые терапевты решают чужие проблемы.
Мои тридцать первые бывали всякими. Начинались они и с оказания неотложной помощи, и с выписки справок о смерти внезапно «удружившим», и с начальственных прозвездонов а-ля "даёшь пятилетку за год". Заканчивались, порою, невыданным расчётом за декабрь, пустым кошельком и единственным бюджетным салатом на не слишком праздничном столе.
Но самый запоминающийся «наступающий» случился в 2013 м…
Это был мой первый Новый год после декрета.
После двух справок о смерти, диагнозы которых пришлось долго и муторно согласовывать с начальством (статистика, мать её за ногу), я закрыла несколько больничных и забрала в регистратуре карту вызовов. Наплевав на мою формальную свободу, мне подсунули аж два чужих адреса: с участка напарницы и с пустого, что в километре поодаль.
Километр по частному сектору – не расстояние. Даже когда снег валит хлопьями, мороз грызёт уши, а рыхлые сугробы достают до колен. Сильнее расстраивал повод вызова, переданного БСМП. "После инфаркта с открытым больничным", – смеялись письменные буквы, танцуя новогодний канкан.
Сердце обрушилось в район пятой точки. Больничный наверняка придётся продлять через врачебную комиссию. Дополнительный гемор, дополнительные телодвижения. Фактор немодифицируемый – ничего не попишешь. Я сделала превентивный звонок заместительнице главного врача по КЭР Грохотовой, и, собрав в кулак волюшку богатырскую, грейдером поползла на адреса сквозь снег.
Сугробов навалило по самое не хочу. Расчищенные с утра тропки частного сектора превратились в узкие желобки. Деревянные домики засыпало по самые окна. Набрав полные сапоги снега, я доползла до нужного дома. Позвонила-постучала. Попыталась открыть калитку. Почесала уши, окаменевшие от мороза.
Не открывали.
Постучала окостеневшей рукой в окошко.
Тишина.