Бесприютные. Магия и наследие рабства на Мадагаскаре - стр. 27
Одна из особенностей малагасийской картины мира – представление о том, что духи, населяющие мир, по большей части невидимы, бесформенны, безымянны, бесплотны. За немногими исключениями, это существа в самом общем смысле, вовсе лишенные отличительных черт. «Духи» олицетворяют возможность творчества, действия, роста – силу, которая в малагасийском языке имеет название хасина. Будучи чистой возможностью, они не поддаются определению; духи – существа, в общем смысле невидимые, которые прячутся в глубоких пещерах или могут быть замечены лишь краем глаза и пропадают, стоит лишь посмотреть прямо на них. Подобная двусмысленность сама по себе подразумевает, что они могущественны: им нельзя дать определения, можно лишь говорить об их способности действовать, создавать что-либо или оказывать ощутимое влияние на мир (Graeber 1996b).
Если дух обретает имя или какие-либо качества, то лишь потому, что связывается с тем или иным предметом – камнем, деревом, оди, – через который может действовать. Такие предметы называются масина. Это слово обычно переводят как «священный», но главное их свойство – наличие хасины, то есть как раз незримой способности влиять на мир зримым способом (Delivre 1974: 144–145). Итак, сила оди или сампи приписывается духу или бесплотному разуму: к нему можно взывать в молитвах, с ним в целом можно обращаться как с разумным существом. Но без амулета сила, обитающая в духе, остается чистой абстракцией. Сила же амулета зависит от его составляющих (скорее даже от их имен): именно они определяют, как проявится потенциал хасины[28]. Логика ритуала предполагает, что именно недоступность составляющих для взгляда дает им способность к действию.
Думаю, надо проговорить две очень важные вещи. Во-первых, оди – это возможность. Оно почти никогда не действует на своего обладателя, но дает ему возможность оказывать воздействие на других. «Противооружейные» амулеты не делают их носителей неуязвимыми в отношении пуль, а отклоняют пущенные в них пули. Любовная магия не делает того, кто ее применяет, красавцем, а пробуждает желание в другом человеке. Скрытые составляющие амулета не воздействуют на владельца, а в конечном счете отождествляются с его способностью воздействовать на мир.
Во-вторых, всё это связано со смутным осознанием того, что именно люди создали мир, в котором они живут. Духи сами по себе – ничто, всего лишь непроявленный потенциал. Они становятся конкретной силой – способностью делать что-то конкретное, а не абстрактной способностью – только благодаря ассоциации с конкретным предметом[29]. Что еще важнее, связь между предметом и духом не случайна, она всегда проистекает из действий человека: кто-то создал предмет, или посвятил его чему-то, или делает ему подношения, или приносит ему клятвы – в общем, так или иначе наполняет его хасиной. Если кусок дерева предотвращает град, а родник помогает от бесплодия, то лишь потому, что кто-то этого захотел. Даже невидимые силы, таящиеся в камнях и деревьях, в конечном итоге являются результатом человеческих намерений[30].
Слыша рассуждения местных жителей о «магии», я часто думал, что от социальной науки их отделяют всего один-два неуверенных шага. По их представлениям, сфера социального определяется человеческими намерениями и, более того, во многом зависит от могущества слов. Если слова убедительны, считается, что в них есть