Берия. Лучший менеджер XX века - стр. 102
В подтверждение же пункта «б» (насчет неумного брюзжания и других видных интеллигентов, кроме Вернадского) я приведу еще один дневниковый отрывок…
«Участь России, околевшего игуанодона или мамонта – обращение в слабое и бедное государство, стоящее в экономической зависимости от других стран. <…> Вынуты душа и сердце, разбиты все идеалы. Будущего России нет; мы без настоящего и будущего. Жить остается только для того, чтобы кормить и хранить семью – больше нет ничего. Окончательное падение России, как великой и единой державы, вследствие причин не внешних, а внутренних, не прямо от врагов, а от собственных недостатков и пороков и от полной атрофии чувства отечества, родины, общей солидарности, чувства «священного союза» – эпизод, имеющий мало аналогий во всемирной истории. <…> Мы годны действительно только, чтобы стать навозом для народов высшей культуры… <…> Русский народ – народ-пораженец; оттого и возможно такое чудовищное явление, как наличность среди чисто русских людей – людей, страстно желающих конечного поражения России. Поражение всегда более занимало русских, чем победа и торжество. <…> Необычайно уродливое явление – отсутствие русского вообще и в частности великорусского патриотизма. В так называемой Российской державе есть патриотизмы какие угодно – армянский, грузинский, татарский, украинский, белорусский – имя им легион, – нет только общерусского… <…> Как будто великороссы, создавшие в свое время погибающую теперь Россию, совершенно выдохлись…»
Это – выдержки из дневника академика-историка, директора Румянцевского музея (и тоже будущего академика АН СССР) Юрия Владимировича Готье за… июль 1917 года. Стоило ли их комментировать в 1937 году, давшем миру триумф Чкалова?!
Вот такие казусы случались тогда со старой научной интеллигенцией. Она вроде бы режим Сталина и поддерживала, но она же его и осуждала.
Однако бог уж с ней – с брюзжащей академической и вообще интеллигентской средой. Эти – пока не было массового телевидения, ни на что всерьез не влияли и ничего всерьез не значили. Надо было появиться телевизионному Останкину времен «перестройки», чтобы расейский интеллигент решил судьбу страны.
Но ведь были и те, кто мог повлиять на нее решающе уже тогда. Те, что не брюзжали, а могли действовать.
Угрозу военного заговора удалось ликвидировать, хотя частности еще оставались. Однако имелась вторая влиятельная опасная прослойка – скрытая реальная или потенциальная оппозиция со стороны партийно-государственных верхов.
Так что после разговора о «военной» угрозе и «интеллигентском» брюзжании остановимся-ка мы на этих самых «верхах»…
ВЕРНЕМСЯ в март 1937 года, а точнее – в день 3 марта, когда Сталин выступил на февральско-мартовском Пленуме ЦК с докладом «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» (29 марта его опубликовала «Правда»).
В тот день он говорил о резком сужении массовой политической базы троцкизма, но – зато и о его превращении в «оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданию разведывательных органов иностранных государств…».
В таком заявлении – если иметь в виду текущее положение дел – был, пожалуй, перехлест. Но это был тот случай, когда лучше «перебдеть», чем «недобдеть»…