Беременна (не) от тебя - стр. 27
- Руку за спину, упритесь ею в стол, - командует Семен, и поправляет освещение.
А затем отходит на два шага назад, и любуется живой картиной: обнаженный парень, стоящий рядом с небольшим столом, на который белая плотная скатерть накинута. Ратмира не портят ни синяки, ни наглое, насмешливое выражение лица.
И ведь не такой уж он и раскрасавец, хотя кому-то может показаться идеалом.
- Мерзавец, - одними губами произношу я, и Ратмир, глядящий прямо на меня, медленно опускает веки. Будто говорит: да, а что ты ждала?
Придвигаю палитру, и откидываю крышку с набора кистей.
Пора начинать.
ТИМУР
Паршиво осознавать, что молодость уходит. Уходит безвозвратно, с каждым прожитым днем, с каждой минутой.
Паршиво осознавать, что женщины, которые раньше смотрели благосклонно после букета цветов и похода в ресторан, теперь сразу назначают цену.
И молодая жена не глядит влюбленно. Во взгляде Вики лишь уважение и жалость.
Проклятая жалость.
- Тим, а тебя скоро отпустят домой? – Вика, как наседка себя ведет.
Как моя ровесница. Подушку поправляет, врача пытала и медсестру, «хорошо ли за мной ухаживают».
- Когда выздоровею, - отвечаю, чувствуя отвращение от невнятной речи и онемевших губ.
Старик.
И вечным напоминанием об этом служит Ратмир. Сынок, чтоб его.
Стоит в углу палаты, и источает ядовитую насмешку. А ведь и я таким был – молодым, борзым. Казалось, весь мир у моих ног… да так и было.
Было, и прошло.
Зато есть больничная палата, плохо слушающаяся левая рука, набившая оскомину жена и проклятущий сын.
- Мне сказали, что тебя можно будет забрать домой через два дня, - Вика суетится, проверяет, есть ли на тумбочках пыль. – Думаю, на первом этаже, в одной из гостевых тебе будет хорошо. Я уже договорилась насчет больничной койки, завтра привезут, и…
- Никаких больничных коек в моем доме, ясно тебе! Домой я вернусь через пару дней, но не смей превращать его в больницу!
Дура.
И Ратмир, кажется, согласен со мной. Тоже с отвращением на Вику смотрит – хоть в этом мы сходимся.
Жизнь – странная штука, ведь я всегда любил дерзких женщин, но что Лиана – мать Ратмира, что Вика. Клуши.
Обе.
Только одна – старая клуша, а вторая – молодая, но из того же теста.
«Клуша, или нет, но я восемь лет на обхаживание Виктора потратил, чтобы он дочь свою мне отдал, - успокаиваю себя, чтобы не сорваться на раздражающую меня жену. – Будет общий ребенок, и земля полностью перейдет в мою собственность».
Если будет этот ребенок.
- … нельзя нервничать, - кудахчет Вика, половину прочувствованной речи которой я прослушал.
- Иди сюда, - подзываю жену, и сжимаю ее ладонь. – Ты прости, просто я не хочу, чтобы наш дом больницу напоминал. Не сдержался, но ты ведь знаешь мой характер.
Жена кивает, и слабо, безэмоционально улыбается мне.
Вежливо.
Лиана хоть любила меня без памяти – этим и держала, а эта холодна как рыба. И днем, и ночью, и за обеденным столом, и в постели лишь о мазне своей думает.
- Не сердишься? – крепче сжимаю руку Вики, и притягиваю ее к себе для поцелуя – такого же холодного, как эта девушка.
- Какие нежности, - язвит сынок, кривя губы. – Меня от вас воротит. Дед Мороз и Снегурочка. Фу.
- Так выйди, раз воротит, - поворачивается к Ратмиру Вика, впервые показывая свой характер. – Нам тоже не доставляет удовольствия твой вид.