Берегини - стр. 39
— Потому просим тебя, — проговорил Эйрик Тормундссон, заканчивая рассказ, — будь нашим вождем, Асбьерн Счастливый. Не откажи.
Некоторое время ярл молчал, обдумывая услышанное. Потом заговорил:
— Когда-то я тоже все потерял — дом, семью, верных людей, и все же мечту править на своей земле не оставил, потому что родился вождем. Но в трудную минуту я принес клятву Эйвинду конунгу, моему побратиму: пообещал, что до тех пор, пока он не вернет утраченное, я никого под свою руку не возьму.
Горестный стон прокатился по толпе, но Асбьерн сделал знак и все замолчали.
— Мы искали хорошие земли, чтобы переселить наших людей с бесплодного острова Хьяр, а потом построить драккары и отправиться отвоевывать остров Мьолль, чтобы его хозяином вновь стали называть конунга из рода Ульва, Эйвинда Торлейвссона. Как только это произойдет, клятва будет исполнена и я сам смогу стать вождем. До той же поры мой вождь — Эйвинд.
После краткого раздумья Эйрик Тормундссон произнес:
— Что ж, тогда пусть люди Эйвинда конунга переселяются к нам. Рикхейму и помощь нужна и защита. Только скажи побратиму, чтобы обиды не было: мы под твою руку встанем и вождем признаем тебя одного. Больше никто на этой земле не нарушит волю богов.
— Быть посему, — ответил Асбьерн. — А я не предам тех, кто поверил мне. Обещаю.
И крепко обнял Эйрика.
9. Глава восьмая
Все, что спряла Долгождана за вечер, вновь оказалось испорчено. Унн, не скрывая досады, размотала клубок, и добротная шерстяная нить распалась на короткие, в четверть локтя, обрывки. Из такой уже ничего не свяжешь, разве что на штопку пустить.
— Мы с Фрейдис вместе сидели за работой, — вступилась за девушку Хельга. — И я видела, что нить была целой!
— Я тоже видела, — подала голос Лив.
Арнфрид взяла из рук матери пряжу, оглядела ее и сказала:
— Такое бывает, если клубок протыкают ножом с разных сторон.
Долгождана растерянно посмотрела на нее. Потом справилась с нахлынувшим было стыдом и проговорила:
— У нас бы подумали, что домовой пакостит. Он, если кого невзлюбит, вредничать начинает.
— О словенских духах-хранителях дома я слышала от мужа, — сказала Унн. — И он говорил, будто эти духи не любят тех, кто работает кое-как.
Долгождана опустила глаза. Что ж, пусть упрекают в нерадивости, она-то лучше знала, чем провинилась перед здешним домовым. Все в этом доме любили синеглазого ярла, и теперь незримый хранитель мстил ей одной за то, что возомнила себя особенной, не ответила на любовь Асбьерна, не пошла, неблагодарная, его провожать. А случись с ним в дальнем краю беда — станут ли другие оберегать ее так же, как он? Или вспомнят, что она простая рабыня, которую вовсе не обязательно о чем-либо спрашивать или жалеть…
— Не плачь, — уже мягче проговорила Унн. — Люди здесь не верят в домовых, они верят в ниссов[1] и двергов[2] — темных альвов, которые, по слухам, те еще озорники. Сходила бы ты к Хравну да узнала, как их отвадить.
Унн забрала корзину с пряжей и вышла во двор. Долгождана догнала ее уже возле длинного дома.
— Госпожа! — окликнула она хозяйку. Та обернулась, и девушка осмелилась спросить ее: — Госпожа Уинфрид, а кто такие альвы?
— Там, где я родилась, — ответила Унн, — альвами называли лесных духов, живущих в королевстве Альвхейм, которое не дано увидеть человеку. Эти духи обликом прекраснее, чем солнце — высокие, стройные, с яркими глазами цвета неба или весенней листвы. Говорят, альвы знали колдовские секреты и повелевали силами природы, и часто бывало так, что своей красотой они пленяли сердца смертных мужчин и женщин. — Она улыбнулась и добавила шепотом: — В семье Асбьерна верили, что один из его далеких предков взял в жены дочь бессмертного альва. Может, и так, ведь в роду МакГратов все были очень красивы. Правда, никто из них не умел колдовать.