Берег Беглых Собак - стр. 3
В кино это могло бы быть интересно – перевернутые горшки с цветами, разбегающиеся в стороны люди – французский стандарт погони. Нет. Всего этого не было. Просто я промелькнула розовой молнией по Чкаловскому.
В одном из проходных дворов на Васильевском я оставила Лерину лошадку тихо отражать серое небо и остывать под неслышным снегом.
Все. Прощай прекрасная машинка, прощай пистолетик, прощай бред. Я ухожу в реал. Теперь я просто Рита Танк – журналистка, которая должна приготовить материал для молодежного глянца. Материал в фотографиями и остренькими подробностями о современных художниках.
Это должно быть гламурно-гадко, красиво-отвратно и шокирующее-завлекательно. Короче, читатели должны ощутить заманчивую пропасть между своим сереньким благополучием и недосягаемой красотой. Погрязание во грехе. Грех – он привлекателен. Привлекает преступание через черту. Все хотят узнать – что за кулисами. Но никто не хочет потом жить с вынесенным мозгом. Кино, книги – это способ безопасно заглянуть за кулисы. Заглянуть и остаться чистеньким праведничком.
Такие мы, люди. Людишки.
…поезд медленно приближался к перрону Московского вокзала. Низкое влажное небо без конца сыпало на питерские крыши белую труху снега. За замызганным окном вагона медленно плыли мутные очертания крыш. Медленно – как во сне. Питер всегда производил на меня впечатление сна. И в пасмурный день, когда реальность сквозит сквозь шорох шин по мокрому асфальту, сквозь шелест дождя, сквозь пасмурный сумрак. И в солнечный день, когда осеннее холодное солнце слепит глаза, как зеркальце психиатра…
Кто-то дернул меня за рукав, я оглянулась и увидела маленькую, лет пяти, девочку. Она посмотрела на меня ангельскими голубыми глазами и протянула калейдоскоп.
– Возьми, – сказала она настойчиво.
– Посмотреть? – спросила я, немного теряясь.
У детей бывает такой взгляд, будто сквозь из зрачки на тебя смотрит сам Творец, само небо, сама Твоя Совесть. А тебе ведь всегда есть, что от нее скрывать. Это был такой взгляд, и мне не хотелось затягивать общение. Я послушно взяла калейдоскоп и прильнула к глазку.
Цветные осколки в призме зеркального колодца были похожи на таинственного инопланетного ежа. Я поворачивала трубку, и еж менял окраску. Поворот. Поворот. Еле слышный стеклянный звук.
В детстве я любила такое.
Когда я вернулась в реал, девочки рядом не было.
Задев меня чемоданом, мимо протиснулся толстый мужик. Следом к выходу пробиралась толстая старуха в шляпке и каракулевой шубе и огромной тележкой на колесах.
Девочки среди них не было. Но, возможно, она вернулась в вагон. Поезд остановился, все начали выходить. И я – тоже.
Влажный ветер дохнул в лицо.
Мишка и Анечка с весельем – такое, знаете? – веселье «на следующее утро» – кинулись меня обнимать.
– Привет, Ритка! – Анечка прильнула к моей щеке.
– Исхудала! Привет! Одни глаза! – Мишка обнял и по-медвежьи хрустнул мной.
– Идем? – Анечка повернулась плечом к выходу.
– Погодите. Мне надо дождаться девочку, – сказала я, показывая калейдоскоп. – Мне нужно вернуть ей игрушку.
– А-а. Хорошо.
Мы стали ждать. Снег валил крупными белыми хлопьями и щекотал нос. Пассажиры выходили один за другим, но девочки не было.
– А ты – в командировку? Или так? – спросила Анечка.
– И так, и так, – сказала я. – Устроилась в глянец. Пишу статью про художников. Меня интересуют особые случаи. Психи. Необычные истории. Самоубийцы, извращенцы. Скандалы.