Белый бунт - стр. 29
– Ох, какой же ты глупый, я ж говорила тебе, ты ничего не понимаешь.
Наши глаза встречаются, и она фыркает от смеха. Она опять смеется. Потом она берет все под контроль и сидит насупившись. И так, как будто этот ведущий подрывную работу смех и вовсе не звучал, она вздыхает глубоко и говорит:
– Так странно, странно себя чувствую.
Я сразу понял, что ее агрессивность прошла.
– Мне так стыдно, – сказала она. – Tы слушаешь, да? Это очень важно для меня, правда. Надеюсь, что не вызвала у тебя антипатии.
– Вовсе нет, – качаю я головой.
– Все, что я делала эти годы, – это делала свою клетку повыше и попросторнее. У каждого из нас своя клетка.
– У меня нет, – говорю я убежденно.
– Тогда ты счастливый человек. Ты не сердишься на меня?
– За что?
– Ну, не знаю. Мне кажется, что я тебя использую.
Я опять чувствую, как ей одиноко.
– В этом нет ничего смешного!
– Конечно, нет.
– Тогда прекрати смеяться.
– А что тебе мешает?
Она выглядит очень озадаченно и кажется мне глупой, потому что ничего не понимает. Я вижу, как она старается подобрать слова и, так и не высказав их, отбрасывает как непригодные.
Я чувствую себя так, словно мне нанесли, и сделали это преднамеренно, один за другим несколько ударов, нацеленных куда-то прямо в грудь. От этих ударов мне так больно, что я задыхаюсь, почти готов хватать воздух ртом.
Отвернувшись от меня, Наташа какое-то время смотрит в окно, а потом начинает говорить сама. Она умеет, когда задается такой целью, быть жесткой, злой.
Я склоняю голову набок, как бы в знак подтверждения, пытаясь тем самым дать ей понять, чтобы она продолжала. Если кто-то спрашивал у меня совета, то вряд ли извлекал из него много пользы. Можно все делать по-своему. Можно. Но я уже научился бояться.
– Ты понимаешь, о чем я?
– Пожалуй, нет. – Я смотрю на нее, не мигая, чтобы на глаза не навернулись предательские слезы. – Я тебя нисколечко не понимаю.
Я чувствую, что мне задан вопрос-ловушка. И не знаю, как ответить. Наташа улыбается. Кривая циничная усмешка. Придется идти на компромисс. Компромиссов я не люблю. На миг меня охватывает бешенство – мне вдруг показалось, что она обдуманно и намеренно загоняла меня в угол. Я оценивающе смотрю на нее, склонив голову набок.
– Что ты на меня уставился? – говорит она раздраженно.
– Пытаюсь понять, бываешь ли ты хоть когда-нибудь мягкой.
– Это тебе зачем?
Протяжно вздохнув, я признаюсь:
– Понятия не имею.
Чувствуя раздражение и некоторую потерянность, она капризно добавляет:
– Перестань маячить перед глазами, меня это нервирует.
– Тебя нервирует все, – говорю я, как бы подводя черту.
Слишком хорошо зная, что отрицать мои слова бесполезно, она язвительно соглашается:
– Как это верно.
Если бы у меня был небольшой резиновый мячик-антистресс, я с удовольствием помял бы его в руках, чтобы снять напряжение. Но поскольку его у меня не оказалось, я довольствуюсь тем, что принялся барабанить пальцами по столу.
– Извини, я слишком была резка с тобой, – говорит Наташа, внимательно заглядывая мне в глаза.
– Не имеет значения, – я отворачиваюсь.
– Нет, имеет, – отвечает она серьезно.
После минутного молчания снова говорит:
– Извини меня, я не должна была так с тобой разговаривать.
Теперь пришла моя очередь промолчать.
Наташа берет меня за руку и спрашивает:
– Ты сердишься на меня?