Белый бунт - стр. 31

– И перестань дуться.

– Я не дуюсь. Просто мне не нравится, когда меня в чем-то обвиняют, а я не могу доказать обратное.

– Тебе хочется скандала? – Едва сказав эти слова, я понимаю, что в них слишком много злобы.

– Нет, я слишком устала. А что? Если бы мне этого хотелось, ты пошел бы мне навстречу?

– Ты шалунья.

– Думаешь?

– Я знаю.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты знаешь.

– Это ты так думаешь.

– Это то, что я знаю.

Или все было по-другому? Может быть, я сам сбиваю себя с толку?

– Сережа, что мы будем делать?

– Я сам все сделаю. Нам просто надо чаще целоваться, – упрямо настаиваю я.

– Ты шпионишь за моими мыслями.

– Конечно. Я люблю тебя. Тебе не надоело, что я постоянно это повторяю?

– Ты никогда не делаешь ничего наполовину?

Наташа закусывает нижнюю губу, потом говорит:

– Я ничего не могу с собой поделать. Чего ты хочешь?

– Поцеловать тебя.

Она касается моего рта губами.

– Так?

– Нет… Да…

– Да или нет?

Она проводит кончиками пальцев по моему подбородку. Я беру ее руку в свою и нежно сжимаю пальцы.

Сперва она притворяется оскорбленной. Вопрос самолюбия. Но в конце концов сдается.

Я не знаю, что сказать. Даже думать не получается.

Я целую ее. Сначала мягко, потом глубоко.

Мне нравится целовать и целовать ее.

– Ты не говоришь ни слова.

– Это потому, что за меня говоришь ты.

– Ты умеешь пошутить в любой ситуации.

– Я оставила себе лазейку.

– Как всегда.

– Будешь спорить?

– Еще не знаю. Я только приму душ и приду. Пожалуйста, не засыпай без меня.

– Ты имеешь в виду…

– Да, именно это я и имею в виду.

– Честно говоря, я как-то не думал об этом.

– Может, стоит задуматься? Что ты там так долго рассматриваешь? Помни, что я тебе сказала. Слушайся моих советов.

Наташа смеется. Каким-то странным смехом. Но смех, который, кажется, издевается надо мной, в то же время какой-то грустный.

Она расстегивает две пуговицы моей рубашки, слегка раздвинув полы, затем нагибается, чтобы поцеловать мне сосок. От нее исходит сильный запах духов.

– Да. Ты этого еще хочешь?

– Да, хочу. – В том, как она вдруг замирает, что-то для меня непонятное.

– Почему ты так на меня смотришь?

А потом:

– Что ты пытаешься для себя выяснить? Ты должен был мне сказать, что это имеет для тебя значение.

Я говорю:

– Тогда я говорю тебе сейчас, что это имеет для меня значение. Ты смотришь на меня так, как будто раньше никогда не видела.

– Попробуй останови меня.

Я обнимаю Наташу за талию, прижимаю к себе, и она кладет руки мне на грудь. Мои губы нежно приоткрывают ей рот. Она дышит чуть быстрее. Одна моя рука двигается у нее по спине, перебирая тонкие косточки и прижимая ее все крепче.

– Тебе так не нравится? – спрашиваю я, обнимая ее дрожащее тело.

– Да нет. Нравится, – отрывисто говорит в ответ.

Я не понимаю почему, но эта мысль меня беспокоит, но я решаю не оправдываться.

– Люблю тебя.

– А я люблю еще больше, – отвечает она.

Лишь бы не молчать. Так мы сопротивляемся хаосу.

Она выключает свет и раздевается. Ее руки ласкают и обнимают меня, губы шепчут на ухо нежные слова. Она уступает мне, как порывистому мальчишке. Ведь я мужчина, то есть Эго в чистом виде, покрытое тонкой оболочкой из кожи. Мы созданы друг для друга. Я это знаю. Она – нет. Она не умеет любить меня. Пока. Эта женщина слишком хрупкая. Она меня пугает.

Мы целуемся, лежа в постели. Она ласкает мои волосы, лицо. Я ласкаю ее. Я ощущаю ее дрожащее тело. Я лежу с закрытыми глазами, шепча какие-то слова.