Белоснежка. Мои булочки тебе не достанутся! - стр. 25
— Да вы не человек, а просто таран какой-то! Прёте напролом! Я же сказала: вы можете сколько угодно лить мне в уши вашей патоки, но ничего, ничего за это не получите!..
— Помилуйте, да о какой выгоде вы толкуете? — изумился Анри весьма натурально, явив миру недюжинное актерское мастерство. — Я совершенно ничего не получил от вас. Ну, разве что кроме этих вот свежих штруделей на завтрак. Надеюсь, их-то мне можно?
Он с улыбкой взял один из пирожков и нахально его куснул, глядя прямо Белоснежке в глаза.
— Мерзавец! — изумленно выдохнула она.
— Угу, — ответил Анри, прожевывая яблочный штрудель и запивая его чайком из фарфоровой чашечки. — Так можно или нет?
— Мои булочки, — выдохнула Белоснежка, — вам не достанутся!
Анри смерил ее смеющимся взглядом, продолжая попивать чаек, и Белоснежка покраснела, проследив за его нескромным взглядом.
Нахал принц с интересом изучал содержимое роскошного глубокого декольте Белоснежки, и по всему было видно, что увиденное ему очень нравится.
— А я был бы не против, — аккуратно поставив чашечку на блюдце, — понадкусать парочку.
— Нет! — свирепо рыкнула Белоснежка. Она с решительным видом нагнулась над столом, ухватила блюдо с пирожками и рывком придвинула его к себе.
И Анри тоже тотчас склонился над столом.
Но совершенно не за тем, чтобы воевать с Белоснежкой за штрудели.
В мгновение ока она ощутила на своих щеках его ладони, а на своих губах его губы.
Принц мастерски загнал ее в ловушку, воспользовался моментом и влепил ей сокрушительный поцелуй, от которого у Белоснежки завитые волосы распрямились, и каблуки застучали сами собой.
Белоснежке казалось, что самые теплые, самые нежные солнечные невесомые лучи гладят ее щеки и касаются ее губ. В волосах ее звенели звезды, сердце каталось на американских горках, то взлетая вверх, то так же стремительно падая вниз. А ласка проливалась сладкой негой в грудь, заставляя Белоснежку млеть и таять, как пломбир на солнцепеке.
«Это… недопустимо!» — остатками ускользающего разума подумала она, не смея и глаз раскрыть и желая только одного — чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Даже если дыхание кончится, и если она умрет от разрыва сердца!
Но едва Анри отстранился от нее, прерывая этот невозможный, этот сказочный, этот неповторимый поцелуй, как Белоснежка тотчас выдохнула, строптиво и глупо, сама жалея о сказанном:
— Вы не нравитесь мне, Анри. Вот нисколечко! Совсем-совсем не нравитесь!
Анри заглянул в ее испуганные голубые глаза и с чувством ответил:
— Вы мне тоже! Вы мне тоже, Белоснежка.
И снова припал к ее губам с пылом и страстью. Да так, что у бедной Белоснежки весь мир завращался перед глазами.
***
— У-у-у-у! — выла и мычала Мирабелла то ли как медведь, то ли как корова, изо всех сил старясь освободиться от вантуза, намертво прилипшего к ее лицу.
— Выдохни, выдохни, тупая кор-р-рова! — орал гном, яростно дергая за розовую ручку, но тщетно.
Розовая резина коварным спрутом обволокла лицо Мирабеллы и никак не желала отклеиваться.
К тому же, сама разъяренная девушка сильно осложняла Ромео задачу по ее освобождению, колотя и тыча наугад своим зонтиком, пытаясь уязвить и боднуть побольнее пленившего ее народного целителя, словно бык тореадора.
И Ромео, отчаянно матерясь, да так, что у Мирабеллы уши полыхали ярче закатного солнца, дергал и рвал свой вантуз, уворачиваясь от острия зонтика.