Белка в колесе - стр. 15

Но декабрь всё перевернул. Работы – вал: по два вечера плюс занятие. Три раза в неделю – это уже серьёзная нагрузка. На одной из киношных тусовок (своих девиц там хватало – мы были скорее фоном) я заметила Романа. Он пытался втереться в доверие к компании с парочкой известных физиономий – отшили. Потом подкатил к актрисе второго плана – та отвернулась с ледяным презрением. Он подошёл к стойке, хлопнул одну, вторую стопку коньяка… и поймал мой взгляд. Как раз заиграли танцы – он пригласил. И мы провели остаток вечера вместе: то танцуя, то вливаясь в разговоры каких-то компаний, то просто болтая. Он оказался отличным танцором, остроумным собеседником, явно начитанным. От предложения «прогуляться» и просьбы дать телефон я уклонилась. Вечер получился… приятным, причем неожиданно.

Перелом грянул после Нового года. На одной из предпраздничных тусовок Лариса поинтересовалась планами на январь:

– Не уезжаешь никуда?

– Нет, – ответила я. – Первые три недели – экзаменационная сессия у студентов, сижу на приёме.

– Нагрузка меньше?

– Да.

– Тогда предлагаю в январе занятия не раз, а два в неделю.

Я согласилась: куда деваться-то?

На следующий день звонок: Михаил, тот самый, что вёл у Ларисы хореографию и танцы на вечерах и лекции о балете, музыке, группах. Договорились о времени.

– Одежда – удобная, для движения.

Первое занятие было по танцам: отрабатывали конкретные стили. Но на следующее велели явиться в спортивной форме или принести с собой. Агентство, надо отдать должное, проблем с залами не испытывало: владельцы залов были заинтересованы в хороших отношениях с Ларисой, ведь часто именно она советовала заказчику, какой зал арендовать. Поэтому нас и пускали в залы, когда их не арендовали. Так и пошло в январе: танцы чередовались с уроками самообороны, плюс обычные «просветительские» посиделки. Вечеров было мало – один в неделю. Но я хорошо заработала в декабре! И главное: меня-таки перевели на более высокий уровень. Теперь за один вечер я получала почти свою месячную преподавательскую зарплату! Цифра действовала отрезвляюще, лучше любого аммиака.

Такой ритм, конечно, аукнулся дома. Дмитрий окончательно перебрался к друзьям. Контроль за Женькой ослаб: ужины полуфабрикатами, уроки без пригляда – её табель за полугодие стал для меня шоком… хорошим. Пятёрки по гуманитарным – ладно: тут я хоть как-то успевала её подтягивать по русскому, литературе и английскому. Но пятёрки по математике, информатике и твёрдые четвёрки по физике с химией? По нашей женской линии с точными науками всегда была война. Биология – понятно: бабушка (свекровь бывшая) – врач, могла помочь. Но математика? Неужто гены деда, моего отца-инженера, проснулись? Или… просто списала?

Используя моё замешательство и восторг, Женька, хитрая, как лисёнок, завела разговор о… компьютере. Вещь в те времена – роскошь запредельная. Сработало всё: мои наличные, перспектива их заработка, её внезапные успехи в точных науках и моё чувство вины за постоянные отлучки. «Инвестиция в образование!» – убеждала она. А я, глядя на её сияющие глаза, уже мысленно прикидывала, сколько ещё «вечеров» придётся отстоять за этот «образовательный» ящик с монитором.

Февраль. В институте начались занятия. Лариса намекала, что можно и вовсе завязать с преподаванием, но я до конца не решилась, хоть и перешла на полставки. Начальство скривилось, но перспектива потерять меня совсем оказалась убедительнее их недовольства. Я втянулась в новый ритм: продолжала грызть гранит светской культуры, оттачивала па и осваивала азы рукопашного боя на случай, если очередной «золотой клиент» вообразит себя Наполеоном. График с января не изменился: рабочих вечеров кот наплакал – один в неделю, но платили так, что за месяц я получала почти полгода своей институтской зарплаты. Даже с учётом того, что деньги от Пьера таяли быстрее апрельского снега, сумма набегала приличная.