Белая вежа, черный ураган - стр. 17
– А я тебя, ваше благородие, признал. Никак с миноносца «Гаджибей»?
– Никак нет. С миноносца «Пронзительный».
– Один хер – все равно офицер.
– Лейтенант Васильцов.
Но красноармейцу уже было все равно, кто стоял перед ним. Он последовал примеру своего подчиненного – завалился на спинку скамейки и тяжело захрапел. Тут бы в самый раз деру дать, но улица была оцеплена. Алексей поднял упавший на землю кожаный картуз со звездой и протянул его брату:
– Надевай!
– Зачем? – удивился Константин.
– Меня поведешь как бы под конвоем. Понял?
Константин понял и осторожно вытащил из рук спящего винтовку. Алексей порылся в нагрудном кармане «охотника за контрой» и передал брату.
– Возьми на всякий случай. Пригодится… Ну, давай – вперед и с Богом!
Он заложил руки за спину, как положено арестованному, и двинулся к калитке. Константин пошел за ним, держа винтовку наизготовку. Так и вышли на Лабораторку, так и пошли по ней вниз – к вокзалу. И все встречные понимали – серьезную птицу ведут под личным конвоем. И никому в голову не приходило удивиться поразительной схожести лиц – «контрика» и конвоира в кожаном картузе с кумачовой звездой на околыше. Так бы все и прошло и братья бы сели в одну из теплушек, стоявших близ вокзала да и укатили бы в первый попавшийся крымский городок, где их никто не знал и знать не хотел. И спаслись бы, если бы дорогу им не пересекла длинная колонна моложавых людей в разнородной гражданской одежде. Это куда-то гнали собранных на Корабельной стороне офицеров. Константин тогда не знал, что всех их гонят на убой. В голове не укладывалось, как стольких людей можно расстрелять без суда и следствия, только потому, что они когда-то служили в армии и на флоте. Даже немцы не расстреливали пленных, отправляли в лагеря – солдат в солдатские, офицеров в офицерские. А здесь – свои, на одном языке говорили, на одной земле жили, на одной – германской – войне воевали… У него и сейчас, в полковничьих летах, это не укладывалось. А тогда… Тогда он без особых треволнений последовал приказу какого-то важного красного начальника, стоявшего в открытом, несмотря на холодный ветер с моря, авто. Рядом с ним куталась в меховую куртку дама в очках. Это уже потом, много лет спустя, понял, что видел самых главных в Крыму расстрельщиков – Бела Куна и Землячку. А тогда он даже подумал, что присутствие женщин смягчает больших начальников, поэтому все будет хорошо.
– В колонну гони, в колонну! – кричал начальник из автомобиля. – Поторопись!
И Алексей встал в общую колонну, а Константин пошел сбоку, как конвоир. Шли долго, через весь Севастополь. Наконец вышли на край города – к Карантинной балке. Место дикое, глухоманное, все в огромных каменьях и ямах. Здесь колонну встретили другие красноармейцы, а конвоиров погнали обратно – к вокзалу, где находился сборный пункт. Уже тогда Константин почуял неладное. Но кто-то сказал, что там, в Карантинке, соберут общий лагерь. Кто ж знал, что всех собранных и согнанных вчерашних защитников отечества, а ныне «врагов народа» положат из пулеметов? Константин потом долгие годы, да и по сию пору, не мог себе простить, что конвоировал брата к месту расстрела. Да, конечно, это была уловка. Да, конечно, не знал, что там устроили побоище (одно из многих побоищ, как выяснилось ныне). И все же было в том нечто каинское… Константин многие годы не верил, что такое произошло. Он и в Красной Армии остался, чтобы проще искать Алексея было – через военные структуры. Но никакие структуры не могли дать точный ответ о его судьбе. Лишь один мрачный тип с четырьма шпалами в петлицах – очень большой энкавэдэшный чин, сказал ему попросту: