Белая река, черный асфальт - стр. 20
– И твой гений тебя даже ни разу не попытался… – подбирала слова мама.
– Не-а, – улыбнулась девушка. – Он выше этого.
– Педик, может? – не могла остановиться бедная Заина родительница. Она точно не видела иных людей. А увидев, никак не могла с их инакостью смириться. – Или наркоман? У них, говорят, тоже желание пропадает.
– Нет, мам, – закончила вечер вопросов и ответов Зая.
Сема не был педиком, не был маньяком, не был наркоманом. Он вообще никем не был, кроме одного-единственного измерения – он был поэт.
Возможно, когда-то его сексуальность проснется, стихи-то про любовь он пишет, и Зае придется ревновать его к какой-нибудь вертихвостке. Ну что ж, значит, судьба. Это даже вызовет еще большую ее гордость, ведь она готова все сделать ради него. Не только отдать ему свое тело, но и терпеть, если он предпочтет тело другой женщины.
Вот Циркуль, тот да, пару раз изъявил свои желания относительно Заи. Пришлось ему доходчиво объяснить, что он для нее никто. Точнее, она его любит, и даже очень. Но только как Семиного друга.
Так они и ехали: вместе и одновременно раздельно.
На предпоследней остановке недалеко от их дома двери опять со всхлипом распахнулись, но на этот раз не бесполезно: с улицы вошли трое новых пассажиров.
Польза, правда, выходила какая-то сомнительная – уж очень они походили на невысокого полета гопников.
Трамвай тронулся, а парни уже подходили к поэту и его группе поддержки.
– Кого я вижу! Мишан! – фальшиво обрадовался первый, маленький, с нервным злым лицом. Такие всегда играют роль провокаторов.
Семен не откликнулся. Во-первых, потому что его звали не Миша, а во-вторых, там, где он сейчас находился, этих троих не было.
– Своих не узнаешь, Мишан? – криво улыбнулся маленький и выразительно посмотрел на тупого детину. Похоже, роли были расписаны. Бригадир, третий малый с живыми бессовестными глазами, стоял чуть сзади «торпед».
– Да, Мишан, хреново себя ведешь, – согласился детина, недвусмысленно сжимая и разжимая правый кулак.
Сема медленно пробуждался, в его глазах зажегся интерес. Он с любопытством всмотрелся в лица.
Зая, почуяв беду, встала и вынула руки из карманов. На ее взгляд, ей следовало отдать ублюдкам четыре тысячи. Это полторы рецензии, отработает. Зато выведет из зоны риска поэта.
– Вы мне интересны, – сказал Семен. – Вы как волки. Только общипанные. Вот! – обрадовался он. – Шакалы! Хорошие образы.
– Ты что сказал? – угрожающе надвинулся детина. – Кто тут шакал?
Он был в группе самым сильным, но вовсе не самым опасным. Зая заметила, как их жиган полез в карман куртки.
Она даже страха не испытала.
Просто бросила на главного все свои килограммы и всю ярость. Точнее, страх. И, понятное дело, не только за себя.
Сила есть масса, помноженная на ускорение.
Массы хватало. Ускорения тоже было более чем достаточно.
Она лупила главного руками, коленями, головой и выхваченным у оторопевшего Циркуля зонтом.
Впрочем, оторопел не только Циркуль. Мелкий провокатор отпрыгнул в сторону, детина так и стоял, не в силах уследить за ситуацией. А бандитский главнокомандующий был безжалостно разгромлен. Одна его рука так и застряла в кармане, второй же он смог отразить лишь несколько ударов из великого множества, слившихся в единый блистательный ураган.
Водитель, увидевший в зеркале происходящее, даже полицию не вызвал. Просто остановился и открыл одну дверь.