Белая птичка. Роман - стр. 5
И тут я подумал, что вреда не будет, если я уроню письмо к ногам юноши и вернусь в клуб. Он всё-таки джентльмен и наверняка сам опустит находку в почтовый ящик, скорее всего ближайший.
Я вошёл со шляпой в руках в зал для курящих именно в тот миг, когда художник подошёл с моим письмом к почтовому ящику. Взглянул на нянюшку – та была сильно подавлена, но вдруг – ох, бедняжка, неужели всё так серьёзно!
Она плакала навзрыд, а он сжимал её ладони в своих. Душераздирающее зрелище! Молодой художник тоже готов был разрыдаться, но его ладони были заняты, а ей бы точно пришёл конец, если бы она так и не спрятала своё лицо у него на груди. Однако джентльмен тут не оплошал, а сразу позвал извозчика.
И тут я радостно крикнул Вильяму, чтобы тот принёс мне кофе, сигареты и вишнёвый ликёр.
Вот и сейчас в клубе я наблюдал в окне именно ту былую сцену, когда Дэвид внезапно одёрнул меня и спросил, куда я смотрю. Я рассказал ему эту историю, и мальчик тут же метнулся к окну, но так и не увидел леди, которой суждено было стать его мамой. Всё, что я ни рассказывал мальчику о её приключениях сильно его заинтересовало. Однако с не меньшим вниманием он расспрашивал и о человеке, который громко хохотал, и о тех двух детях с обручами. И очень раздражал меня тем идиотским пристрастием, именно к детям, которых, видимо, считал главными героями повести. Ему было интересно, как их звали, сколько им было лет, какие у них обручи – деревянные или железные?
– Ты так и не понял сынок, – нахмурился я, – Что не урони я тогда того письма, на свете сейчас не было бы мальчика по имени Дэвид.
Но этот факт не возмутил Дэвида:
– Выходит, – обрадовался он, – Он бы до сих пор летал птичкой в Кенигтонском Саду?
Дэвид уверен, что все дети в округе до своего рождения летали в Кенсигтонском Саду птичками. И именно потому на балконах детских комнат и рядом с каминами есть заграждения, потому что дети забывают, что они больше не могут летать и так и норовят вылететь в окно или каминную трубу.
Детей, как и птиц, в клетке не удержать. Дэвид знает, что есть много бездетных людей, и для него нет большего наслаждения, как радоваться в летний полдень за этих несчастных в Кенсингтонском Саду, пытающихся заманить птичку крошками от пирога.
Всем известно, что птицы счастливы на воле, и даже самые желторотые не вполне уверены, что в неволе научаться чему-то лучшему. А если оставить в тени деревьев пустую детскую коляску, то можно наблюдать, как птицы слетятся к ней, скачут по подушкам и одеяльцу, как будто примериваясь, каково это быть детёнышами.
Особенно умилительно наблюдать, как в Саду малыши, разбежавшись от своих нянечек, разговаривающих друг с дружкой в тени, принимаются кормить птичек, делясь с ними своим полдником – очень напоминает встречу старых, давно не видевшихся друзей. Однако их разговоров я не могу вам поведать, так как едва подходил к ним, как те разлетались в разные стороны.
Впервые я познакомился с Дэвидом на травке в детском дворике, когда он ещё был дерябовым дроздом и заметил на аллее шланг насоса, из которого струилась вода – при виде его Дэвид-дрозд тут же слетел с ветки на землю и зашлёпал лапками по воде. Сейчас мальчика Дэвида очень смешит мой рассказ о нашем с ним первом знакомстве. Он, конечно, ничего не помнил, но со временем начал припоминать кучу подробностей, на которые в своё время я и внимания не обратил. Я только помнил мгновенье, когда его лапка угодила в силок какого-то замысловатого капканчика из веток. То было у Круглого Пруда, а Дэвиду никак не надоест слушать эту историю снова и снова, и когда я вновь и вновь упоминаю силок, мальчик каждый раз потирает, будто ушибленную коленку.