Белая птичка. Роман - стр. 20
– Знаете, мне могло послышаться ругательство, и я завтра отзову свою жалобу на официанта…
И я порадовался, что дело Вильяма так тихо утряслось.
Окна библиотеки выходили во двор, и Ирэн оттуда наблюдать было невозможно. Зато я наблюдал её из зала. Поскольку у отца в окне не было, девочка не подавала никаких знаков, и я, раздосадованный этой недогадливостью, вышел на улицу и сам спросил её о самочувствии матери.
– Ой! – пискнула та, оглядывая меня с ног до головы, прикидывая, что я один из завсегдатаев клуба – Вильям наверняка расписал ей всю нашу шикарную жизнь. Больной было намного лучше, девочка прибежала лишь за тем, чтобы сообщить, что мама съела всю тарелку супа из тапиоки. Девочка даже изобразила подлизывание тарелки посреди Пэлл-Мэлл. Я сунул этой оборвашке шиллинг и вернулся в клуб с чувством брезгливости.
– Да, Вильям, мистер Б. хочет отозвать жалобу на Вас, потому что ему послышалось Ваше ругательство, так что скорее всего завтра Вы вернётесь к своей прежней работе.
Я уже хотел было добавить, чтобы впредь не забывался, но Вильям тихо заверил:
– Ему не послышалось – я его и правда обругал…
– Истинный джентльмен, – надменно изрёк я, – Не обращает внимания на глупую болтовню официанта.
– Но сэр….
И я оборвал его болтовню:
– Кстати, Вильям, Вашей жене намного лучше – она съела всю тарелку супа.
– Откуда Вам это известно, сэр?
– Совершенно случайно узнал.
– Ирэн дала знаки под окном?
– Нет.
– Значит, Вы увидели её и вышли на улицу, чтобы…
– Опять Вы забываетесь, Вильям!
– Сэр, этого я никогда не забуду! Боже Вас х…
– Вильям!
И он вернулся к прежней работе в зале, но постоянно сталкиваясь взглядом с ним, я видел на его лице тень его большой жены, а потому держал дистанцию. Хотя каждый вечер наблюдал в окне за его дочку.
Меня изумляла наглядность жестов этой девочки, по которой можно было ясно прочесть, что во вторник больная опять съела всю тарелку супа, а в среду яйцо всмятку – девочка наглядно изображала разбивание и посаливание яйца посреди Пэлл-Мэлл, а в четверг я узнал, что состояние больной ухудшилось.
– Как сегодня себя чувствует Ваша матушка, мисс Ирэн, опять хуже? – спросил я её как-то, уведя подальше от окон клуба.
– Ой! – опять пискнула та, с восторгом обменявшись взглядом с младшей подружкой, которую представила мне как свою соседку.
Я спокойно дождался ответа. Как я узнал от девочки, жена Вильяма утром была страшной, как смерть, но ей дали глотнуть бренди, и она очнулась.
– Потише, детка, – опешил я, – Тебе ли знать, какая смерть.
– Боже мой! – был ответ.
С помощью подружки, на которую наше знакомство произвело сильное впечатление, Ирэн много рассказала о своём отце. Я узнала, что фамилия Вильяма Хикинг, но все соседи по одёжке именуют его Пижоном Хикингом; а ещё советуют ему не работать после двух дня, потому что в это время он нужнее своей жене, чем клубу, на что Вильям, к его чести, отвечает, если в клубе к вечеру будет мало официантов, посетителям придётся дольше ждать своих заказов. Он ночами дежурит у постели жены, уверяя её, что высыпается днём на работе. Беседуют он чаще всего о младшенькой, которую отдали под присмотр старушки на другой конец Лондона, потому что на их улице какая-то заразная болезнь.
– А что сказал доктор?
– Сказал, что ей может быть лучше, когда младшенькая будет рядом.