Белая птичка. Роман - стр. 13
Хозяйка магазина игрушек, куда мы частенько наведывались с моим псом Портосом, предполагала, что я покупаю подарки для маленького мальчика, приговаривая то «ангелочку, то «лапочке». А Портос гордо и важно стоял рядом со мной. Добрая хозяйка слишком много говорила:
– Как сегодня Ваш ангелочек? – радостно приветствовала она меня.
– В порядке, полном, – сдерживал я Портоса за ошейник.
– Сегодня ветрено – он хорошо кушает?
– Да, мэм, всё в порядке. – Вот бы её удивило, что мой «ангелочек» умял в обед баранью голову, хлебец и три кочана капусты, да ещё, по-моему, утащил баранью ногу.
– Наверное, любит свои игрушки?
– Так и носится с ними.
– Хотите набор для юного мастера?
– Нет.
– А землю копать Ваш малыш любит?
– Очень! – (Может и баранью ногу откопает!)
– Может, возьмёте лопатку с ведёрком?
Однажды она предложила мен модель Кентерберийского собора, но дома Портос высказался мне об игрушке полностью – ему не нравились детские сады, а хозяйка магазина была от них в восторге, так мы и сменили одну лавку игрушек на другую. За лошадкой-качалкой мы двинули в Нижний Пассаж – в разное время мы не часто тут бродили с Портосом, с Дэвидом, с Дэвидом и Портосом. Эти магазинчики считаются вульгарными, но я бы так не сказал. Разве что ребятня из бедных кварталом может испортить настроение. В Пассаже два входа: парадный с улицы Странд, и малозаметный, но более романтичный с переулка, потому что именно там Дэвида с волшебным фонарём окружила толпа восторженных нищих сорванцов.
Но ныне Пассажу предвещают упадок, заменив его то ли кафешкой, то ли роем банкиров – чем-то обычным и в общем-то необходимым. И всей этой радости суждено исчезнуть.
Эти Ноевы ковчеги укладываются как матрёшки и упаковываются в ящики с механическими лошадками со сбруей, за ними следом бегут солдатики с ранцами, целующие руки дамам. Куча мосек с собратьями окружили слона, гружённого гостиными гарнитурами, птички машут крылышками, а косец пробирается сквозь эту пёструю толпу. Воздушные шарики покачиваются на туго стянутых нитках, как корабли с поднятыми парусами, давая знак готовности к отплытию.
Лошадку мы приобрели в Нижнем Пассаже. Портос, думавший, что это для него, всю дорогу посматривал на неё то с гордостью, то с волнением, но подарок был упакован и без подписи отправлен в деревянный домик-сундучок. А несколько дней спустя мы повстречались с мужем Мэри в Кенсигтонском Саду, и я поинтересовался, как они назвали девочку.
– Это мальчик, – раздражающе добродушно отозвался художник, – Дэвидом назвали, – и тут же спросил со свойственной ему бестактностью про имя моего мальчика.
– Тимоти, – отозвался я, заметив сразу, как он еле сдерживал улыбку.
А а потом он горячо подтвердил, что тоже красивое имя, как и Дэвид:
– Мне очень даже нравится, – заторопился он убедить меня, а также высказал надежду, что наши сыновья подружатся.
Меня так тянуло резко оборвать его, что я не позволю Тимоти водить дружбу с кругом Дэвида, но я сдержался и без эмоций выслушал его повествование о заливистом смехе Дэвида во время его игры с собственными пухленькими пальчиками. Он и весом ребёнка похвастал, будто единственное назначение детей не по дням, а по часам в нём прибавлять. А о Тимоти ни слова – о нём и так некому поговорить ласково. Я решил исправить это и заговорил о зубках, но едва почуяв, что мало смыслю в этом вопросе, перешёл к более знакомому – о детских слюнявчиках и развитии младенцев. Художника очень заинтересовали все мои замечания, как и широкий кругозор в этой области для мужского сознания, а я бледнея проклинал себя, не понимал, зачем он так внимателен моим словам.