Байгуш - стр. 7
Моя душа рыдала похлеще, чем стихи Есенина на кровати с разбросанными левкоями. После, когда на зоне я читал за Отеллу, я понял, почему с таким остервенением он душил Дездемону. Мне тоже хотелось придушить эту пучеглазую лохудру. Ну, или отпустить такого леща, чтоб кувырком слетела с качелей, а потом послать подальше. Но мой пыл остужали трущиеся неподалёку придурки, и я умирал и терпел.
А Ленка вдруг примолкла и спустя пару минут заявила: – Ну, мне пора домой. До завтра.
И тут я вправду чуть не обоссался, только от счастья, что гадское испытание наконец закончилось. Как я добрался до удобоваримого угла, не помню. Но в тот раз я ссал так долго, что такого второго раза и припомнить-то не могу. В утоптанном черноземе струя выбила лунку десятисантиметровой глубины. Я потом несколько раз ходил смотреть на нее и каждый раз поражался возможностям человеческого организма. А вскоре её размыли дожди.
К Ленке я больше не пришел, нет. Перегорел. Но с тех пор, видя идущую навстречу парочку, в мучительном выражении жениха я всегда усматриваю дикое его желание послать подальше рядом идущую бестолочь в дамском обличии и как следует выссаться под ближайшим деревом.
Но вернемся к дискотекам. Как теперь известно, в обращении со вторым злом мы не были новичками. Не сказать, что мы шли нарасхват, но почти всегда находились две перезрелые особы, которые приглашали нас в гости. У них на столе всегда исходил паром наваристый борщ или тосковал диетический супчик, а это позволяло избежать раннего гастрита от привычной сухомятки. Надо отметить, что Костыль всегда ставил в тупик гостеприимных дам непомерным аппетитом.
Тут-то характер Костыля начал портиться. Я принципиально заступал за красную черту уголовного кодекса разве что не далее границ шестимесячного заключения. А вот Костыль всё, что предполагало менее трёх лет тюрьмы, перестал принимать во внимание. Из-за этого в нашем стане участились ссоры. Вскоре разногласия достигли пиковой отметки, и явно обозначился разлад. Я считал, что для достойного пропитания в городе имеется достаточное количество магазинов и киосков, а более всего многолюдный вокзал. А Костыль распробовал похабную силу денег и окончательно зациклился на неимоверном количестве гражданок пенсионного возраста. Он многозначительно заявлял: – Старых дур здесь лет на двести с гаком, а деньги всему голова.
– И не жалко тебе обирать немощную старость? – глумился над ним я.
– Им правители недавно надбавили, выживут, – парировал он, явно считая потуги государства своей законной добычей.
– Костыль, у тебя не совсем приличные манеры для чистого жулика, – продолжал я.
– Можно подумать президент намного приличнее и чище меня, – ржал он, – изучи его манеры повнимательнее, ха-ха-ха.
На это я не находил ответа и замолкал, ибо понимал, что Костыль много прав. Нечего сказать – наслушался по телеку политики паразит, пообтесался.
Закончилось всё тем, что Костыля взяли с поличным возле почтового отделения, когда он вырвал у старухи очередную сумку с пенсией. Который милиционер гнался за мной, шансов на поимку не имел вовсе, но я, оставаясь верным негласному воровскому уставу и не мысля жизни без Пашки, поддался служителю Фемиды и загудел по одной статье вместе с закадычным другом.