Байгуш - стр. 18

 Зачастую бывает такое, как это случилось на станции Нусхи. Там неподалеку от привокзального здания грустит темно зеленый ободранный «скворечник», а метров в двадцати горделиво заваливается на левый бок второй, но уже бледно зеленый и более обшарпанный. В каждый из них непременно втыкается тощая веселенькая тропинка.

 Эти тропинки ужимисты и извилисты как змеи. Одни из них сильно вытоптаны, другие заросли чертополохом или сорняками, но в каждой прямо под самой свисающей дверью в обязательном порядке блестит задумчивая лужа. Почему к «скворечнику» ведет именно вихлястая тропинка, хотя намного легче натоптать прямую, и зачем там обосновалась лужа остается большой и неразрешаемой загадкой.

 Смотря во все глаза из вагонного окна на игру природы, у каждого невольно взыграет кровь. Внутренний бунт вашего свободолюбия утянет вас в приятные грезы побродить там, за окном. Вам непременно захочется, приехав домой, все бросить, напялить на себя полевую амуницию и рвануть туда, на созданную и даваемую только один раз каждому природой волюшку, нескончаемо бродить, вдыхать полной грудью свежесть и наслаждаться красотой, раствориться в природе, а может и просто глупо долго бежать вдаль.

 Так вы и едете вдоль осенних дальневосточных болот, сопок, перелесков, водных зеркал и потоков, растекаясь в благодарности к задумчивому поезду и мечтая под стук колес измученного духотой вагона, а то и наблюдая за серенькой птахой, которой взбрендит минуту другую посоревноваться в скорости с поездом.

 Но нет ничего более неприятного, чем грядущее на смену чудным мечтам огорчение. Вы понимаете, что вам никогда не осуществить только что проплывшие радужные мечты. Дома вас с нетерпением ожидает намозоленная обыденность, которую вы пару раз, под действием неостывших впечатлений, размешаете какой-нибудь телевизионной программой о природе. А уж если командировочный туман воспоминаний будет щемить и беспокоить душонку, вы с лихвой при первой возможности ублажите ее разухабистым пригородным пикником со спиртным и шашлыками, украшенными изобилием изодранных пакетов, битым стеклом, клочьями бумаги и прочих прелестей нашего воспитания и проявлений любви к прекрасному. И не более того.

2015г.

Дурак.

Каждого индивида общество втискивает в определенные рамки, в прямой зависимости от его способности брыкаться. Кто по везучее, а это довольно редкое явление, их не имеет вовсе. Подавляющее же большинство сплюснуто, как малосолёные сельди в банке. Рамки эти, как правило, двух типов. Первые доставляют жителю лет тридцать офисных забав и сутолоку в общественном транспорте, вторые предлагают принцип «в тесноте да не в обиде» и бойкую переписку с судебными инстанциями из изолятора временного задержания. Не имеющий никаких рамок вынужден всю жизнь без дела слоняться по лесам, грустно волоча неопределенные заботы егеря.

Исключением из правил, а без этого не обходится вселенная, являются дураки. А вот откуда они берутся наука объяснить не в силах.

Дурак. Да, именно так этому гражданину определило место окружение. Почему о нем так сложилось? Это не столько загадка, сколько его выделяющийся образ. Этот человек разительно отличался от окружающих. Он не был неряшливым, но почти всегда вид его склонял к мысли, что внешности он уделяет мало внимания. В общении он не допускал грубости, говорил тихо и невнятно. Всегда был задумчив и мочалив, ну как бы не от мира сего. Говорил же он только после провокаций окружающих. Те об этом знали и когда им было скучно среди них изыскивался умник, который под подмигивания и кривляния товарищей «разводил» его на беседу. Иногда же его несло и он, изрыгая бубнящие, исповедальные звуки, долго и без умолку говорил. Когда же он начинал говорить окружающие корчили свои лица, в намеренно внимательные и серьезные. Не перебивая, выслушивали его. Когда он, закончив свою речь, выходил из помещения, там раздавался дикий гогот и долго стоял гомон обсуждения и насмешек.