Байгуш - стр. 20

Кстати через некоторое время, его отправили в далекую командировку на Татарский пролив в полузапущенную деревеньку. Приехав оттуда, он поставил всех сослуживцев перед диким фактом. Он заявил, что общался там с инопланетянами. Выдал что, мол, они похожи на обычных людей. Одеты инопланетяне были в обычные человеческие костюмы. Отметил, что глаза у них почти прозрачные, с легкой голубоватой дымкой. Сказал, что они положили перед ним небольшой брикет слонового цвета и просили попробовать это. Сказали, что они питаются этим и что это как у нас хлеб. Но он отказался это пробовать, испугался. Затем они спросили нет ли у него желания улететь с ними, и он, посмотрев на звездное ночное небо, опять отказался. Но все-таки они его над землей как бы «подняли» и вот тут произошло интересное. Неожиданно для себя он, ни разу до этого не бываючи в этой деревне, понял, что знает все видимые сверху строения. Неуклюжее длинное здание было пекарней. Квадратное красного кирпича здание – деревенский клуб. И все это было ночью, после полуночи, зимой. А он каким-то непостижимым образом вдруг знал из чего и какого цвета здания. И самое интересное, что он видел в полной зимней темноте сквозь лед дно Татарского залива. Видел толщину льда, колышущиеся водоросли, морских звезд и маленьких рыбок. И это все сквозь лед. Во шарахнул – то, ну хохма же!

Вот живет-поживает себе человечек, а сам дурак дураком. Что с такого взять то?

2014г.

Дездечадоc (зд. лишенцы).

К своим двадцати семи ничего особенного из себя Владик не представлял. Он не был женат, любил бесцельно валяться на диване, пялясь в телевизор, удить в реке рыбу и неразлучно таскал с собой мечту мгновенного обогащения. Поверх этого незатейливого скарба у него была ещё одна сущая безделица – невостребованное высшее образование.

Это был один из самых серых представителей разношерстной толпы провинциальных балбесов в потёртых джинсах, кургузом свитере и кепке, в поисках работы по десятому кругу отирающий отделы кадров десятка городских компаний и полутора сотен мошеннических контор, облепивших улицы города, как мухи бумажный абажур.

С некоторого времени Владик невзлюбил свой город. Город, в котором не было врача-рентгенолога, работало два светофора, были разворованы и впоследствии превращены в развалины Помпеи сорок предприятий и сбежал в Англию губернатор, протеже президента.

Виной тому, как ни странно, была кастрюля водоизмещением в четыре литра, облезлый бок которой украшали две сочные ягоды земляники и зеленый кленовый листок. Эта кастрюля, помнившая наваристые борщи на мозговых косточках и некогда баловавшая детство тушеной капустой с говядиной, давно была водворена под кухонный стол, где и пылилась, прозябая в глубочайшем забвении.

Как и подавляющее большинство жителей, Владик с мамой от времён горбачёвской анархии и ельцинского бандитизма привыкли обходиться супами из пачек, сухарями, маргариновой дрянью «Покровское» и сублимированной китайской лапшой «Доширак», отчаянно заглушая хроническое чувство голода множественными приёмами чая безо всякого на то повода.

Да, Владик жил с мамой. Этой вечно больной женщине и были обязаны все его двадцать семь лет, которые при, не дай того Бог, её уходе из мира сего давно оборвались бы от истощения. Его друзья, собрав пожитки и остатки долготерпения, давно бежали в благодатные районы страны, тем самым значительно увеличив необжитые пространства восточных окраин Родины, при том своей выходкой немало удивив власть. И теперь в опустевшем городишке ранимый его возраст переживал тяжелейший моральный кризис по ущербу сопоставимый с экономическими руинами Детройта.