Батыр без ран не бывает - стр. 2
Грустные мысли овладели мной. Я стоял, склонив голову, молчал и представлял, старался представить всех этих молодых, порой даже безусых ребят, чья короткая, но яркая жизнь закончилась здесь.
На одной из надгробных плит лежали цветы каштана, показавшиеся мне свежими. На камне под красной звездой было высечено: «Старшина Доможиров Василий Иванович». Цветы словно росли из самой земли: пробиваясь через толщу плиты и устремляясь в голубизну чистого безоблачного неба.
От мысли о том, что сюда кто-то приходит с цветами и помнит о наших солдатах, на душе моей стало тепло, и сердце преисполнилось гордости за покоившихся здесь ребят.
«Доможиров» – прочёл я ещё раз. Кто же этот старшина, о котором помнят до сих пор, после стольких лет, минувших с войны, какую память особенную оставил он о себе в этой местности? Может, подвиг совершил…
– Дзень добре[2], пан поручник, – услышал я вдруг за своей спиной и, обернувшись, увидел чуть сгорбленную старушку, державшую под руку молоденькую девушку.
– День добрый, товажыш лейтенант, – поздоровалась и девушка, взглянув на мои погоны.
– Здравствуйте! Извините, я задумался и не слышал, как вы подошли, – ответил я.
Старушка подошла ко мне поближе, внимательно посмотрела мне в лицо и спросила, смешивая русские слова с польскими:
– Вы его знали? Скажите, вы не родственник старшины Доможирова?
В её глазах появился блеск и такой живой интерес, от которого лицо стало вдруг молодым, полным ожидания, будто от моего ответа зависело что-то очень важное.
Я с сожалением покачал головой:
– Нет, я его не знал. Я тут первый раз.
– Сколько лет прихожу сюда, жду, что кто-то наконец приедет, а никого нет, – грустно ответила она, убирая с могилы старшины цветы, замеченные мной прежде, и кладя свежие, – а ведь он рассказывал, что у него есть жена Мария и сын Ваня. Вы, наверное, думаете, кем я ему прихожусь, откуда знаю? А я его хорошо знаю и помню.
Когда Советская Армия освободила Освенцим, я решила вернуться домой. В конце зимы 1945 года в этих местах проходили жестокие бои. Чем ближе было логово врага – Берлин, тем отчаяннее он дрался за каждый километр земли.
Выйдя из ворот концлагеря, я еле волочила ноги, но всё равно решила дойти до того места, где, мне казалось, остались мои родные. Но, видно, была совсем без сил, потому что где-то в пути упала, потеряв сознание. Так бы я, наверное, и умерла, выйдя из стен «комбината смерти», если бы не советские воины. Они нашли меня, привели в чувство, оказали медицинскую помощь, помогли встать на ноги.
Помню, как придя в себя и открыв глаза, я увидела напротив мужчину с рыжими усами. Так и обмерла со страха, хотела бежать, но он взял меня за руки и заговорил мягким голосом. Это был старшина Доможиров.
– Вот, видите, – старушка засучила рукав и показала татуированный номер, – мне его поставили в Освенциме. За полгода, что я там провела, я разучилась верить. Во мне осталось только одно чувство – страх. Но когда старшина Доможиров сказал мне: «Мы навсегда освободили вас от фашистских палачей», я ему поверила, успокоилась. Эти слова я запомнила на всю жизнь, они помогали мне жить дальше.
– А что было потом?
– Я попросила, чтобы меня оставили в той части, где служил старшина Доможиров. Мне разрешили. Ухаживала за ранеными. Но вот когда освобождали это село, старшину смертельно ранило. Он умер у меня на руках. И я решила, что должна остаться там, где могила моего старшины. С тех пор и живу в этой деревне.