Барон с улицы Вернон. Дуэт Олендорфа. Книга третья - стр. 41
– Уже совсем скоро. На следующей неделе будем выезжать, – ответила Катя.
– В начале, как я понимаю, поедете железной дорогой? – спросил Маяковский.
– Да, билеты уже взяты, – кивнула Катя.
– Всенепременно приду Вас провожать, – ответил Маяковский, – и обязательно принесу Вам самый лучший букет. Какие Вы любите цветы?
– Розы, – улыбнулась ему Катя, – но зачем же букет?
– Чтобы скрасить Вам тоску в пути, – улыбнулся Маяковский.
Он подумал.
– А что в Америке?
– Мы не надолго, – сказала Катя, – может на год. Эрик хочет убедить одного человека поддержать его дело. Он ведь занимается синематографом и уже давал сеансы. Но мечтает про большой зал и широкий экран. А наши харьковские мещане его не понимают и считают, что маленького сарая в переулке достаточно. Вот он и решил, что Арно обязательно поможет ему с деньгами.
– Арно, скорее поможет Эрику создать собственную студию, – подумал Маяковский, – хотя он не бедный человек и я бы сказал, в некотором роде фанатик. Эрик не говорил о своих проблемах.
– Это он от скромности, – улыбнулась Катя, – он стыдится своих собственных идей и считает, что в России его не поймут.
– В этом он прав, – кивнул Маяковский, – для того чтобы тут начался прогресс, нужна, наверное революция в головах у людей.
Он посмотрел на Катю.
– Я видимо кажусь Вам вульгарным?
– Ну что Вы, – улыбнулась Катя, – продолжайте. Я слушаю Вас с большим интересом.
Маяковский подумал.
– Я не говорю про революцию, о которой постоянно рассказывают эсэры, или коммунисты. Я о другой революции. Я о том, что люди должны по иному посмотреть на свою обыденность. Синематограф, скоростные пароходы, быстрые автомобили и поезда, аэропланы, должны стать обыденностью. А что у нас обыденность сейчас? Нищие на паперти, мальчишки продающие сигареты, сплетницы и склочники, еврейские погромы и увешанные иконами бородатые мужики, при этом пьяные и не умеющие читать и писать. И дети, умирающие от болезней о которых в Европе давно забыли.
Он вздохнул.
– А вот когда наших людей не будут удивлять аэропланы, когда грязь станет не чем-то привычным, а возмутительным явлением, тогда нам будет место в этой стране… в нашей любимой, родной до боли, России.
– Так будет? Как Вы думаете? – спросила тихо Катя.
– Будет… обязательно будет, – подумал Маяковский.
Глава 9
РОССИЯ; ХАРЬКОВ; МАРТ 1912 ГОДА
Харьковский вокзал, который местные называли «железкой», по народному названию железной дороги, был нечто среднее между муравейником, клоповником где постоянно возились нищие, и дорогим залом для торжеств. В этот зал пускали всех кого не лень. Там постоянно было шумно и тесно, и сквозь толпу было порой не пробиться. Это были пассажиры, спешившие, или вовсе не спешившие на паровозы.
Паровозы эти пыхтели, свистели, гудели и увозили этих пассажиров на север, юг, восток и запад.
Тут можно было встретить русских лапотников, малороссийских шароварников, иудейских хасидов, чопорных франтов, солдат, жандармов, офицеров, юнкеров, кисейных барышень и мамочек в окружении дюжины детишек. И постоянный шум и гам, от которого очень скоро раскалывалась голова и мозги переставали думать.
Катя молча наблюдала за тем, как мадам Панула пересчитывала своих сыновей, о чём-то долго рассуждая с Аннушкой. Потом, Амалия Абрамовна посмотрела на Катю, молча ей кивнула и приказала детям грузиться в вагон. Грузчик, тут же затаскивал один за одним саквояжи и узлы, над которыми, явно нервничая стояла мадам Панула.