Барон Баранов. Книга 2 - стр. 10
И что получается? Вся моя усадебная братия в треуголках, один я в берете? Себе я выбрал светлую шляпу. Как у Д’Артаньяна, точнее, как у артиста Боярского.
Посмотрел на себя в зеркало. Ничего так, вид боевой.
Как теперь все это упаковать?
– Позвольте вашу сумочку, помогу, – подскочил лавочник.
Он что, собирается засунуть все отобранные мной шляпы в одну суму?
Он засунул! Как это возможно? Она ж не пустая была. Там книга заклинаний лежит, и еще эти часы Лехины тоже. А они здоровые! Так вот почему сума хранилась в королевской казне? Не простая, получается, сумочка! Бездонная!
И главное, после того, как лавочник засунул туда все шляпы, сумка не растолстела и почти не потяжелела. Вот это логистика! Я аж зажмурился от перспектив! Интересно, и на какой объем груза сие рассчитано?
С подарками мужикам, будем считать, разобрались. С дамами – труднее, хотя их у нас не много. Для Мары я приобрел яркий передник с розочками и еще набор острых ножей. Клуше – платок с кистями. Думаю, ей понравится.
Долго выбирал, что купить деду Жу-Жу. Вспомнил, что чернила дед хранил в пузырьке с треснутым горлышком, а тут и лавка на глаза попалась «Мастер Каракат. Все для книг и письма».
Сам мастер Каракат, едва услышав звонок на дверях лавки, с поклоном подбежал и сообщил о горячем желании выполнить все наши желания.
– У нас есть все! – самоуверенно заявил торгаш.
Действительно, тут было все для письма: перья и чернила, пергаментные свитки, отдельные сшитые тетради и даже книги. Чернильницы тоже были в большом ассортименте, даже железные гномьи перья, а вот бумаги не было.
– А что же у вас бумаги нет? – спросил я, оглядывая полки.
Торговец заметно смутился:
– Ах, мессир. Не знаю, что и делать с этими эльфами. Они совсем потеряли стыд! Ломят цены, пользуясь, что владеют тайной изготовления бумаги. И тем, что деревья, на которых вызревает бумага, растут только в Большом и Синем лесу.
– Как это вызревает бумага? – не понял я.
– Ну так, бумажные плоды, – хозяин изобразил руками, словно свертывает что-то в рулон. – Они их срывают, вымачивают, потом сушат. Потом гладят и режут.
Я с трудом удержался от смеха, но возражать не стал. Сосредоточился на чернильницах. Там были и бронзовые, и медные непроливайки, и вполне симпатичные из глины. Были и серебряные, но вдруг… В отдельном шкафчике за стеклом я увидел его. Того самого золотого поросенка, чернильницу, которую я случайно спер в королевской сокровищнице.
– А можно посмотреть это?
– Конечно, мессир, – сказал торговец, открывая дверцу ключиком и передавая мне поросенка. Улыбался до ушей, видно, разглядел во мне состоятельного клиента, достойного такого раритета.
Я рассмотрел поросенка. Ну он, точно он! Хотя…
– Откуда это у вас? – спросил я.
– О! Это – очень ценная вещь! – сказал торгаш. – Поступил ко мне всего три дня назад – вам повезло! Принадлежал мэру города Визгеля, когда тот был вольным городом. Смею вас заверить, вряд ли вы найдете еще такого! Чистое золото! Для вас – всего пять империалов!
Врет, понял я по его глазам. Как есть врет!
От покупки столь редкого раритета я отказался. Купил для деда Жу-Жу за пять ватарок симпатичную бронзовую непроливайку и десяток листов пергамента по три ватарки штука. И еще набор красок для ученого крыса, склонного к живописи. А сам посматривал на поросенка и прикидывал в уме. Если золотой поросенок оказался у этого торговца три дня назад… Возможно, Сиплый просто продал его в первом попавшемся кабаке, а перекупщик доставил в город, а я себе чего-то выдумываю. Но осадочек остался. Факт я запомнил и даже поставил галочку в дневнике. Да, видно, придется мне с Сиплым по возвращении очень обстоятельно поговорить. Очень обстоятельно. Вот назову Кнута Сидором и буду дубасить Сиплого, как Сидорову козу. Козла.