Бандолеро, или Свадьба в горах - стр. 14
И в будущем не должен подозревать.
Таковы были мои рассуждения, когда я повернулся, собираясь уходить. Причин оставаться больше не было. Кучер может уходить и приходить, не опасаясь, что я обращусь к нему. Медлительность не позволила ему заработать онзу (золотая монета). Письмо, которое я держал в руке, отправилось в скомканном виде в карман. Теплые слова, выражение искренних чувств – все то, что я сочинял со всем доступным мне искусством, никогда не дойдет до той, кому предназначалось!
С дочерью дона Эусебио Вилла-Сеньор все покончено; но я знал, что в сердце у меня она остается, и пройдет очень много времени, пока я не сумею удалить ее оттуда.
Я повернулся, чтобы вернуться к себе и там попытаться справиться с испытанным унижением. Но ушел не сразу. Что-то шепнуло мне немного задержаться. Может, у эпизода, невольным свидетелем которого я стал, будет продолжение.
Вряд ли такая мысль заставила меня задержаться. Совершенно очевидно, что девушка не собирается выходить снова. На балкон она выбралась украдкой. Я заметил, что она раз или два оглядывалась через плечо, как будто за ней следят внимательные глаза и она выбрала мгновение, когда эти глаза отвернулись.
Все ее действия отличались необычной осторожностью. Было очевидно, что возлюбленные встречаются без разрешения. Ах, я слишком хорошо понимал это тайное свидание!
По-прежнему в тени портика я наблюдал, как Франсиско читает, вернее, пожирает взглядом записку. Как я завидовал ему в эти благословенные моменты! Должно быть, слова записки ему приятны, как горько мне это зрелище.
Лицо его оказалось прямо под лампой. Я видел, что такого мужчина может любить женщина, к нему может ревновать другой мужчина. Неудивительно, что он завоевал сердце дочери дона Эусебио!
Он недолго знакомился с содержанием записки. Конечно, она принесла ему радость. Я видел его сияющее лицо. Если бы мог увидеть свое, то стал бы свидетелем печального контраста!
Но вот он кончил чтение. Сложил записку – бережно, как будто собирался сохранить ее надолго. Она исчезла под плащом; плащ запахнут плотнее; последний взгляд на место, где он получил послание, принесшее радость; повернувшись, он с улыбкой ушел.
Я последовал за ним.
Не могу сказать, почему я так поступил. Первые шаги я сделал совершенно машинально – без мотивов, не задумываясь.
Возможно, это был инстинкт или то странное чувство очарования, которое притягивает жертву к той самой опасности, которой ей следует избегать.
Благоразумие и опыт, если бы я к ним обратился, сказали бы мне:
«Уходи другим путем. Уходи и забудь ее! Его тоже – забудь все случившееся. Еще не поздно. Ты еще только на краю Сциллы страсти. И можешь еще избежать ее. Уходи и спасайся от Харибды!»
Благоразумие и опыт – что они перед такой красотой? Какую силу имеют они против очарования мексиканской девушки?
Даже злость, которую я испытывал, не могла перевесить чашу весов в их пользу. Мне хотелось узнать как можно больше; и, может быть, именно это заставило меня пойти следом за Франсиско.
Вскоре в моем сознании сформировался и план – нечто вроде ужасного мотива, оправдывающего мои действия. Мне хотелось больше узнать о человеке, опередившем меня.
Он выглядит джентльменом, осанка подлинного милитарио (военного); я и раньше часто встречал таких в земле Анахуака, хотя до сих пор они были моими противниками.