Багровые волны Чёрного моря - стр. 37
Сжавшимся в комок сердцем Астер ощутил, что это самый главный момент в его жизни. Главный шанс, который может больше и не представиться. При подругах невозможно навести мосты к её мыслям, к её мечтам, к её душе… к её сердцу.
Она сейчас уйдёт и все твои грёзы разобьются, как упавший на тротуар кувшин.
Отчаявшись, он послал вдогонку слова, незнамо как вспорхнувшие с тяжёлого как гиря языка:
О, если бы так сладостно и ново
Воспеть любовь, чтоб, дивных чувств полна,
Вздыхала и печалилась она
В раскаянии сердца ледяного.
Чтоб влажный взор она не так сурово
Ко мне склоняла, горестно бледна,
Поняв, какая тяжкая вина
Быть равнодушной к жалобам другого.
Подействовало – Эсмина замерла. Это был выстрел прямо в сердце. Впрочем, почему сразу в сердце? В мозжечок. В его центр, отвечающий за увлечения, интересы, привязанности. Стихи были произнесены чувственно, без тени фальши. И это ей понравилось. Ловко развернувшись на каблуках, она взглянула с явным интересом на того, кто минуту назад казался сирым и убогим. Вздёрнув голову и приподняв веки, спросила осторожно, словно желая проверить, что не ослышалась:
– Вы знаете Петрарку?
Астер сразу успокоился. Он понял, что сделал в своей жизни самый меткий выстрел. Точно в яблочко!
Вместо ответа венецианец сделал шаг навстречу и улыбнулся, больше сердцем, чем губами:
Настолько безрассуден мой порыв,
Порыв безумца, следовать упорно
За той, что впереди летит проворно,
В любовный плен, как я, не угодив, —
Что чем настойчивее мой призыв:
«Оставь ее!» – тем более тлетворна
Слепая страсть, поводьям не покорна,
Тем более желаний конь строптив.
Они подошли друг к другу достаточно близко, чтобы можно было прочитать все мысли на лице. Эсмина улыбнулась, констатировав с большой долей удивления:
– Вижу, знаете. У вас есть любимые стихи? Какой сонет запал вам в душу?
Не отрывая глаз от предмета своего воздыхания, юноша прочитал любимые стихи, усилив подачу вкрадчивыми оттенками голоса:
В прекрасные убийственные руки
Амур толкнул меня, и навсегда
Мне лучше бы умолкнуть – ведь когда
Я жалуюсь, он умножает муки.
Она могла бы – просто так, от скуки —
Поджечь глазами Рейн под толщей льда,
Столь, кажется, красой своей горда,
Что горьки ей чужого счастья звуки.
Что я ни делай, сколько ни хитри,
Алмаз – не сердце у нее внутри,
И мне едва ли что-нибудь поможет.
Но и она, сколь грозно ни гляди,
Надежды не убьет в моей груди,
Предела нежным вздохам не положит.
Эсмине понравился выбор Астера. В ответ она продекламировала свой любимый сонет:
Прекрасные черты, предел моих желаний,
Глядеть бы и глядеть на этот дивный лик,
Не отрывая глаз, но в некий краткий миг
Был образ заслонен движеньем нежной длани.
Стихи и тишина. Угомонились птицы. На улице пустынно. Закат сулил прохладу…
***
Часов не наблюдая, они бродили по улицам родного города. Бродили, активно обмениваясь книжным багажом. Багажом внушительным для этих юных лет. Эсмина получила замечательное домашнее образование. Отец не жалел средств на лучших преподавателей. Что говорить об этом, если все учителя дочери были приглашены им из Генуи и Константинополя. К тому же в доме Тер-Ованеса была богатая коллекция книг, которой могли позавидовать многие владыки мира. Эсмина обожала эту библиотеку. Да, здесь было много религиозной литературы и научных трактатов, но изящная словесность всё же преобладала.