Багровые волны Чёрного моря - стр. 12
Жаль, жаль, что всё так быстро закончилось… И всё из-за какого-то извращенца. Бр-р-р!
Эсмина представила его гаденькое слюнявое лицо. Отец пообещал наказать наглеца. По его приказу стражники каждое утро устраивали засаду.
Что ж, надеюсь ему воздастся по заслугам. Он, поди, всем в красках расписал мои прелести. Фу, какая гадость!
Усадьба Тер-Ованеса располагалась в армянском квартале Айоц-Берд. По сути, этот квартал являлся отдельной крепостью, разместившейся в пространстве между внешними стенами Каффы, цитаделью и укреплённым берегом моря. В усадьбе Пангиягера рос большой сад. Эсмина его просто обожала. Вот и сейчас, проснувшись, она тут же в ночной рубахе вышла из дома. Стесняться было некого. Никто не увидит. Высокие каменные стены и густые заросли надёжно скрывали от чужих глаз.
Девушка потянулась, высоко вздев руки и прогнувшись гибким станом. Благодать… Утренняя прохлада, тишина с едва слышным жужжанием пчёлок, слетавшихся на раскрывающиеся бутоны. Чуть пристав на цыпочках, она двинулась по любимому маршруту: мимо клумб и розария, мимо беседки, лужайки и качелей, свисающих с мощных боковых ветвей векового ореха.
По пути юная девица прикасалась к цветам, листьям и стволам деревьев, желая им здоровья и счастья: «Милые мои. Как я соскучилась! Что? Мы виделись вчера? Но вчера вы были вчерашними, – всё это она говорила вслух. – С сегодняшними я ещё не общалась. Сегодня – это не вчера. Сегодня другое небо, другое солнце, другой воздух. Всё другое. Всё меняется. Смотрите, как вы успели подрасти, – обратилась Эсмина к розам. – Вот этого побега вчера не было. Я не буду тебя гладить – не проси. Ты меня уколешь. Эх, всё меняется, – она горестно вздохнула. – Только жизнь моя всё та же, без перемен. А ведь мне уже шестнадцать. Что качаете головами? – обратилась жалобщица к макам. – Шестнадцать – это очень много. Я уже старушка. Почти старушка, – Эсмина притворно скуксилась и тоненько заныла: – Да, старушка. И в меня до сих пор никто не влюбился. Но самое страшное, что и я никого не люблю. Что вы смеётесь? Отец не в счёт. Это совсем другое. Я говорю о принце. На худой конец о рыцаре прекрасного образа – красивом, статном и благородном. Эх, нет счастья. Оно где-то рядом, но я его не ощущаю. Где ты, счастье моё? Откликнись!»
Она горестно вздохнула и двинулась дальше. Дойдя до одинокой берёзки, невесть как выросшей в саду, дотронулась до её ствола: «Только ты меня понимаешь. Ты такая же одинокая. Белая ворона среди чёрной-пречёрной стаи…»
Эсмина замерла. Монолог прервал шорох листьев, явно говорящий о том, что кто-то за ней наблюдает.
Неужели и здесь мне покоя нет?!
– Кто тут?
Из-за кустов вышла невысокая смуглая девушка с выразительными карими глазами.
– Это я.
– Фу…, господи, Лейла, как ты меня напугала! Я думала, что извращенец уже сюда пробрался.
Лейла только улыбнулась в ответ:
– Я услышала, что кто-то болтает. А это оказывается ты. С кем ты говорила?
Эсмина слегка пожала плечами:
– Сама с собой. Вернее, вот с этой берёзкой. Жалуюсь ей на свою судьбу.
– На «судьбу»? – удивилась Лейла.
Она жила в доме Тер-Ованеса на правах приёмного ребёнка. В младенчестве Лейлу пожалела и купила на невольничьем рынке пожилая армянка. Она была одинокой, у неё не было никаких родственников. Вообще никаких. Поэтому всю свою любовь женщина отдала девочке, которую воспитывала как собственную дочь. Два года назад приёмная мать скоропостижно скончалась. Тогда и встал вопрос, что делать с Лейлой: или отдать в монастырь, или кто-то должен был взять её под свою опеку. Тер-Ованес являлся прилежным прихожанином. Он приютил сироту. Лейла и Эсмина – ровесницы, поэтому отец надеялся, что девушки подружатся и дочке будет не так скучно. Других детей у купца не было. Но девочки даже по прошествии двух лет продолжали держать дистанцию. С чем это было связано? Словами не растолкуешь. Подспудные симпатии и антипатии не имеют логического обоснования. Все знают, что человек тебе либо нравится, либо нет. Объяснения этому факту ты подыскиваешь уже потом. Вот и Лейла с Эсминой никогда не ссорились, не цеплялись друг к другу, но и не дружили. Разговаривать могли – это факт. Но не более.