Бабушка - стр. 28
Викторка – крестьянская дочь из Жернова. Родители ее давно умерли, но брат и сестра до сих пор живы. Пятнадцать лет назад Викторка была девица на загляденье; во всей округе не находилось ей равных. Проворная, как серна, работящая, как пчелка, – лучшей жены и представить нельзя. Вдобавок и приданое за ней сулили отменное – такая в девках точно не засидится. Коротко говоря, молва о Викторке шла повсюду и от сватов отбою не было. Батюшке с матушкой многие парни нравились, попадались среди них и зажиточные хозяева, так что у дочки дом был бы, что называется, полная чаша, но она ни о чем таком и слышать не хотела: только тот ей мог приглянуться, кто ловко танцевал, да еще и под музыку.
И вот наконец отцу надоело, что Викторка всем женихам с порога отказывает, и он насел на нее и потребовал, чтобы она кого-нибудь выбрала, а иначе, мол, он сам за нее решит и насильно замуж отдаст. Тут девушка расплакалась и принялась просить, чтобы не гнали ее из родного дома, говоря, что время еще есть, что ей всего двадцать лет, что она еще и пожить-то толком не успела, а так неизвестно, кому она достанется и что ее после свадьбы ждет. Батюшка души в дочери не чаял и, услышав ее причитания и взглянув на хорошенькое личико, пожалел, сказав про себя: «Время и впрямь пока терпит, найдется еще для тебя достойный жених». Люди, правда, иное толковали; они считали Викторку гордячкой, которая ждет сватов в пышной карете, и вспоминали разные премудрости вроде «Высоко летаешь, да низко садишься», «Долго выбираешь – просчитаешься» и всякие такие прочие.
В то время стоял в деревне егерский полк, и один егерь начал Викторку донимать, ходить за ней неотступно. Она в церковь, он следом, да еще и стоит всю службу рядом – не на алтарь, а на нее глядит. Она на покос, он туда же; словом, куда она, туда и он. Люди говорили, будто он не в своем уме, а Викторка, услышав, как подруги о нем судачат, сказала:
– И чего этот солдат за мной ходит? Еще и молчком, точно упырь какой. Когда он рядом, меня дрожь пробирает, а от его взгляда голова кружится.
Ох уж этот взгляд! Все считали его глаза недобрыми, мало того – говорили даже, будто в темноте они светятся; черные же сросшиеся брови, напоминавшие крылья ворона, были явным признаком человека с дурными помыслами. Некоторые, однако, его жалели, говоря:
– Он не виноват, что таким уродился. А сглазить он может далеко не каждого, и потому не нужно его бояться.
Но женщина, на чьего ребенка взглянул черный егерь, спешила сразу вытереть детское личико белым платком, и все деревенские в любой младенческой хвори винили только этого солдата.
Впрочем, в конце концов сельчане привыкли к сумрачному чужаку, и иные девушки начали даже поговаривать, что не такой уж он и противный, хотя и очень неприветливый. Но большинство все же сходилось во мнении, что вид у него слишком чудной.
– Бог знает, кто он и откуда родом; может, он и не человек вовсе; так и тянет перекреститься и сказать: «С нами Господь, а ты, нечистый, сгинь-пропади!» Ведь он не танцует, не говорит, не поет. Нет уж, лучше держаться от него подальше.
И на егеря перестали обращать внимание. Ну да людям-то легко было от него отвернуться, ведь он не бродил за ними по пятам. А вот жизнь Викторки превратилась в ад.