Бабочка маркизы Помпадур - стр. 37
Однажды Жанна удостоилась нескольких слов, брошенных вскользь, вежливых, но и это уже давало надежду… если он заговорит снова, то Жанна сумеет найти достойный ответ. Король любит, когда его дразнят?
Но не выносит, когда задевают самолюбие?
О, Жанна постарается его задеть. И тогда Людовик наконец увидит ее… бабочку увидит.
Признаться, сам король не произвел на Жанну особого впечатления. Был ли он красив, как о том твердили? Она сомневалась. Пожалуй, что когда-то и был… но слишком вольную жизнь он вел, что не могло не сказаться на обличье.
Пристрастие к вину и забавам сделало его лицо одутловатым. Рот был чересчур велик, а нос – по-королевски горбат. Нижняя губа выдавалась вперед, придавая лицу надменное выражение. Под подбородком наметились складки. А вот фигура сохраняла прежнюю стать во многом благодаря увлечению Людовика охотой и верховой ездой. Однако каким-то отрешенным взглядом, прежде ей не свойственным, Жанна прозревала, что спустя годы он станет рыхл, неуклюж и некрасив.
И все равно будет любим.
Он ведь король.
А ей было обещано стать его фавориткой.
Впрочем, судьба никогда и ничего не давала просто так.
Дурные вести принес д’Этоль. Он появился в комнате Жанны, непривычно злой и не скрывающий своего раздражения. Выставив прочь служанок, он поглядел на Жанну выпуклыми глазами и произнес:
– Тебе запрещено появляться там, где Их Величество проводят время.
– Но почему?
– Потому что эта старая тварь Шатору боится тебя. Он уже спрашивал о том, кто ты такая. И этот интерес не остался незамеченным.
– И что мне теперь делать?
Жанна вдруг осознала, что вся ее игра, долгая, поглотившая и саму Жанну, и д’Этоля, и других людей, ей помогавших, окончена. Вот так просто… взять и запретить.
Матушка огорчится.
А Норман, пожалуй, будет рад…
– Ждать, – сказал д’Этоль. – И сходить замуж. В твоем возрасте неприлично дальше в девицах оставаться.
– Но за кого?
Она была уверена, что старик точно знает имя будущего мужа, и тот не подвел:
– За моего сына. Норман не будет против.
Пожалуй, это тоже можно было считать успехом при дворе…
Остановившись перед домом, человек помнил первую встречу с Карой. Яблоневый сад. Приземистые разлапистые деревья, ветви которых изгибались под тяжестью плодов. Веревка и шина, подвешенная вместо обычных качелей. Смуглая девчонка с ободранными коленями. На левом еще держится лист подорожника. Девчонка взобралась на шину с ногами и, вцепившись в веревку, приседала. Но вес ее был слишком ничтожен, чтобы заставить шину раскачиваться.
– Помогай! – приказала она. Как было не исполнить? Никто и никогда ему не приказывал.
– Ты кто? – спросил он, толкая тяжеленное колесо, которое норовило закрутиться и ударить его по рукам.
– А ты? – Кара смотрела сверху вниз, тогда – еще без пренебрежения.
– Я… – он назвал свое имя, но Кара отмахнулась.
– Ерунда. Тебя не так зовут.
– А как?
– Сэр Ланселот! – возвестила она, касаясь ногой плеча. На белой его рубашке остался пыльный отпечаток ступни. И ему подумалось, что хорошие девочки так не поступают.
Мысль была правильной: Кару никак нельзя было отнести к хорошим девочкам.
– Хватит, – она вновь говорила тоном, не терпящим пререканий. – Останови.
Ему пришлось повиснуть на шине, прижимая грязное колесо к груди, упираясь ногами в землю.
– И руку подай. Рыцарь всегда подает прекрасной даме руку. Я читала.