Автобиография - стр. 113
Летом 1973 года Тед провел новые переговоры с БКТ в поисках соглашения по стадии 3. Детальная работа была проделана группой министров под председательством Теда, а остальные из нас мало что об этом знали. Не знала я и того, что большее внимание было уже уделено проблеме, которая могла возникнуть с шахтерами. Как многие мои коллеги, полагаю, я верила, что они уже получили свое и больше ничего не попросят.
Мне кажется, правда, что я уделяла гораздо больше внимания, чем остальные, наращиванию запасов угля на случай, пусть даже отдаленный, еще одной шахтерской забастовки. С шахтерами нужны были либо кнут, либо пряники. И все же, при всем его технократическом жаргоне, именно правительству явно не хватало осмысленной стратегии. Тед, очевидно, полагал, что ему оно не нужно, ибо, как мы теперь знаем, он провел секретную встречу с шахтерским президентом, Джо Гормли, в саду возле дома № 10 и думал, что нашел формулу согласия с шахтерами – дополнительную оплату за «неудобные часы»[32]. Но, как оказалось, это был просчет. Требования шахтеров не были удовлетворены на стадии 3.
В октябре кабинет должным образом утвердил Белую книгу «Стадия 3». Она была чрезвычайно сложной и представляла собой кульминацию – если можно так выразиться – коллективизма правительства Хита. Все возможные случайности, которые вы бы сумели вообразить, были учтены. Но как показал прошлый опыт политики оплаты труда, вы бы все равно ошиблись.
Мое единственное непосредственное участие в работе над этой новой, детально проработанной политикой оплаты труда состояло в том, что я заседала в соответствующем подкомитете кабинета министров по экономике, обычно под председательством Теренса Хиггинса, министра казначейства. Даже те, кому нравилась концепция политики доходов, основанная на принципах «справедливости», начали сомневаться, когда увидели, как эти принципы применяются к частным случаям. Мое присутствие на заседаниях Хиггинса обычно объяснялось необходимостью решить вопросы об оплате труда учителей.
Однажды был потрясающий случай: мы обсуждали, какой должна быть норма заработной платы у парламентских секретарей. Это была последняя соломинка. Я сказала, что пришла в политику не затем, чтобы принимать такие решения, и что я бы сама платила своему секретарю столько, сколько нужно, чтобы удержать ее на рабочем месте. Другие министры согласились. Но дело в том, что они знали своих секретарей; они не знали других людей, решения о заработной плате которых принимали.
В любом случае реальность скоро стала очевидной. Два дня спустя после объявления «Стадии 3» Национальный профсоюз горняков отверг предложение Национального управления угольной промышленности стоимостью в 16,5 процента в обмен на соглашение о производительности. Правительство немедленно взяло на себя переговоры. (Дни нашего «невмешательства» давно прошли.) Тед встретился с представителями Национального профсоюза горняков на Даунинг-стрит, 10. Но к соглашению они не пришли. В начале ноября Национальный профсоюз горняков наложил запрет на сверхурочную работу. Морис Макмиллан сказал нам, что хотя скорое голосование о забастовке кажется маловероятным и, даже если будет проведено, не обеспечит необходимого большинства для проведения забастовки, все равно запрет на сверхурочную работу резко снизит производство угля. Общим чувством в кабинете было то, что правительство не могло пойти на уступки в свете недавно введенного кодекса оплаты труда. Вместо этого нам следовало сделать особое усилие, чтобы продемонстрировать, чего можно добиться в его рамках. Шахтеры к тому же не были единственной угрозой. Пожарники, электрики и инженеры выставляли свои требования.