Август, в который никто не придет - стр. 4
Шаг.
Прыг.
Вспорх.
Взлет.
Зал замирает…
Мая взмахивает крыльями – в последний раз…
…плавно опускается на сцену, отступает, уступает зиме, сворачивает огненные крылья, догорает, рассыпается горсткой пепла.
– Вы… вы с ума сошли, я вам за что плачу вообще, а?
Это не Сов.
– А что такое?
А это Сов.
– Какого… какого черта…
– Она будет жить.
– Жить? Слушайте, вы совсем уже или как? Вы хоть думайте вообще, её что ждет в этой жизни, а? Крылья отсохнут, и дальше что? Из окна шагнет, уже без крыльев? Или лет через двадцать будет сидеть дома на кухне поперек себя шире? Или сопьется через пару лет? Вы хоть сами думаете, куда ей, она же больше не умеет ничего, или кассиром будет, здравствуйте, пакетик нужен?
Это не Сов.
А Сов вот:
– Она будет жить.
…видел её в толпе, даже не понял, она, не она, еще бы, через столько лет, вся какая-то потрепанная, и без крыльев, ну, это само собой, без крыльев, а потом растворилась в куче народу, и так и не понял, она, не она…
– …все… все хорошо…
…вот это важно, говорить, что все хорошо, вымученно улыбаться, – только бы не потерять сознание, а то сегодня же вечером посыплются новостные заголовки, величайший тренер…
(…да какой, к черту, тренер, когда уже давным-давно тренера и близко нет, только мозги людям пудрит…)
…потерял сознание после представле…
…а то и вовсе —
…умер после представления, на котором показывал свою новую уникальную…
…да то-то и оно, что не новую и не уникальную, а самую что ни на есть старую программу, простенькую, где умирающее пламя осени, незамысловатый танец, и Мая какая-то… немайская…
– Вы с этим завязывайте давайте…
Это не Сов.
– А жить тогда зачем?
А это Сов.
– Ну… живут же как-то…
Сов фыркает.
– Как-то…
– Ну, мое дело вас предупредить, а дальше уже вам решать, как тут…
А это не больно, хочет спросить Сов.
Не спрашивает.
Нельзя здесь такое спрашивать, потому что… ну… потому что нельзя, потому что Сов большой, Сов сильный, Сов умный, у Сова глаза желтые, и сверкают, Сов не должен бояться и спрашивать, —
– А это не больно?
И будут ли череп вскрывать, или так, по-другому как-то – это тоже спрашивать нельзя.
А вот что можно:
Sov: Мне еще понадобится сама Мая.
…печатает сообщение…
Сов ждет.
Mozgolov: Зачем вам нужна Мая?
Сов пытается объяснить, зачем, и правда, зачем, ведь Сов помнит Маю, как сейчас помнит, хотя уже сколько лет прошло, да каких лет, это же в нулевых еще было, а сейчас… ё-моё, тридцать пятый год, время, что ты делаешь, прекрати…
Мне нужна Мая, – повторяет Сов.
Mozgolov: Вы можете найти Маю? – спрашивают там, те, которые могут… могут что… Сов даже объяснить толком не может, что они могут, только что дело Сова не умрет, только что во пройдут десятки лет, и не будет никакого Сова, и Маи не будет (или уже нет?) – но останется летящий танец, шаг, прыг, взмах, взлет, листья, летящие вверх, робкий туман, воспоминание об умершем лете…
…номер, набранный вами, не существует…
…ну еще бы он существовал, думает Сов, еще бы он через столько лет существовал, уже нет никакого номера, и той, которая была по ту сторону этого номера, тоже нет. Или выйти на улицу, где развилка возле метро, где Сов случайно заметил её в толпе прохожих, а может, это была не она, а может, это был не Сов, а может…
Сов не хочет думать про Маю.
Не хочет.
Потому что…
Потому что – потому что, потому что это когда еле-еле умеешь летать, вот тогда отпадут крылья лет в шестнадцать, а то и раньше, и все реже и реже будешь спохватываться, что уже не вспорхнешь, не полетишь, как горько и забавно смотреть на молодежь, как они подпрыгивают, вскидываются в воздух, неуклюже падают, вспоминают, что уже все, все, все, уже взрослая жизнь, экзамены какие-то, работа какая-то с девяти до шести, гипермаркет по выходным, детей дергают за руку, не летай, не летай, ногами ходи, детская комната при магазине, где порхать можно…