Авантюристка. Руна бессмертия - стр. 13

Рэй покачал головой:

– Никто, кроме Хата.

– А Хат… если его заставят подчиняться, заменят блок…

– Хат никому и никогда нас не выдаст, что бы с ним ни делали, – произнёс Рэй, и его скулы напряглись. – Ты думаешь не об этом.

Я наклонила голову:

– Прости.

– Нечего прощать. – Рэй шумно вздохнул. – Ты теперь можешь делать что угодно всю оставшуюся жизнь, хоть предавать империю трижды в день и пытать правящих лордов за завтраком, и я всё равно останусь тебе должен.

Я невольно улыбнулась:

– Правда?

Короткая усмешка.

– Нет.

– Ну вот.

– Ты освободила меня, – негромко произнёс Рэй. – Никто никогда не делал для меня ничего подобного. Ты знала, что произойдёт что-то ужасное, когда ты активируешь гемму, но всё равно пошла на это – ради меня.

– Это значит, что теперь ты поклянёшься мне в вечной любви? – уточнила я. – И встанешь на колено с кольцом?

Рэй скептически оглядел свои колени:

– Хмм. Знаешь, что-то не хочется.

– Пфф! Грош цена твоей благодарности.

– Такие уж мы подлецы, имперские агенты, – согласился Рэй, исчезая за дверью. – Впрочем, не совсем уж законченные, иначе я бы даже не подумал тебя покормить. Сейчас вернусь. Кстати, мягкий сыр или твёрдый?

– Твёрдый! – крикнула я.

– Отлично! Съем и тот, и другой.

Я села на кровати, обхватив колени и глядя ему вслед с улыбкой.

Сейчас я не боялась потерять зрение. Должно быть, абсолютная уверенность Рэя меня заразила.

А ещё меня переполняло облегчение. Рэй был свободен. У меня получилось. Страх меня отпустил: я думала не о слепоте, а о том, что не решись я на этот шаг, отец не отпустил бы Рэя, пока не сделалось бы слишком поздно.

Нам нечему было особенно радоваться. Мы с Рэем были беглецами, отец заполучил абсолютную власть, а моё зрение теперь зависело от прихоти судьбы: стоит Рэю погибнуть или потерять линзы, и я вновь ослепну. И, между прочим, признания в любви я так и не получила.

Но в груди всё равно зрело тепло, мягкое и уютное, словно пригревшийся птенец на солнышке.

Ведь мы были вместе.

5. Глава 4

Апартаменты, в которых мы оказались, словно были перенесены сюда из прошлого. Антикварные краны в ванной, артефакты, больше похожие на скульптуры, напольные вазы с ручной чеканкой, в которых шуршали потерявшие аромат цветочные лепестки…

И картины. Кажется, когда-то здесь жила художница. Потому что ветер, словно летящий с гравюр, и одна и та же фигурка женщины-воительницы, поднимающейся на холм, смотрящей в небо, прыгающей с крыла дракона в замершие волны, явно говорили: девушка, писавшая эту картину, изображала себя.

Ко мне вернулось зрение, и я смотрела и не могла наглядеться. Это хрупкое счастье было словно ключевая вода, которую я пила и пила, не боясь захлебнуться.

Я видела. Я смотрела. И Рэй был рядом со мной.

Не закончив даже скромного ужина, он почти без чувств рухнул в постель. Целительные артефакты и мазь под повязкой должны были справиться с раной, так что за неё я не волновалась. Но лицо Рэя было пепельно-бледным и измученным, и мы оба знали, что рана тут была ни при чём.

Визит моего отца в голову Рэя не прошёл бесследно.

Измученный, он уснул. А я стояла у кровати, опершись на резной столб, не отрывала взгляд от его лица и боялась закрыть глаза. Потому что часть меня всё ещё не верила, что это не сон. Что золотые искры теперь не исчезнут из знакомых карих глаз. Что Рэй откроет глаза, улыбнётся мне, и я услышу насмешливые нотки в его голосе.