Атаман. Воевода. Новая Орда. Крестовый поход - стр. 76
– Тут не в серебришке дело… Погодь, я ватажникам доложу.
Зачавкав грязью, Егор подался к своим, дожидавшимся у оврага.
Внимательно выслушав Вожникова, атаман закусил губу и задумался. Думал недолго, хмыкнул:
– Корвы, говоришь? Бл…жьи жонки? Ране не слыхал, чтоб они у Одноглазого были, верно, недавно завел.
– А, может, просто местечко под корвин дом дал или продал, – негромко промолвил Линь Окунев.
– Может и так, проверить надобно. – Антип неожиданно вздохнул: – Серебришко придется с корв взять, хоть то и невместно.
– Лучше уж с сутенера, – предложил Егор. – С девчонок возьмешь немного.
– Ась?
– Говорю – с того, кто корвищ пасет, и взять.
– Ага… – Чугреев снова задумался. – Только с Нилом-то ссориться не можно. А другого выхода нет! Л-а-адно, будь уж, что будет… может, и не Нил там за старшего еще. Значит… Егор, ты… потом ты, Линь, и…
– Федька?
– Федька молодой еще, а тебя, Сучок, и Онисима Морду все знают. Да и меня вспомнить могут.
– Так нас вдвоем и хватит, там же еще этот… Захар – а он, окромя себя, еще за двоих только платил, – напомнил Вожников. – Хватит и нас с Линем, а вы уж подстрахуете.
– Что?
– Где-нибудь рядом будьте.
Мокрый снег перешел в дождь, холодный и нудный, и откуда же взялась непогодь, вроде бы на закате никаких подозрительных туч не наблюдалось. Наверное, ветер принес – долго ли?
К большому удивлению Вожникова, «корвин дом» оказался для этой эпохи весьма технологичным и даже мобильным, располагаясь в пяти небольших половецких вежах-кибитках – все как положено, на телегах, вот только волы были пока, за ненадобностью, выпряжены и заведены в стойло на обширном дворе у корчмы Одноглазого Нила, который, как видно, сдал под непотребное заведение вовсе не помещения, землицу. К кибиткам с заднего двора корчмы вела неприметная тропинка, глинистая и скользкая, но тщательно посыпанная золой.
Все для удобства клиентов! Проходя следом за несущим факел слугой, молодой человек хмыкнул и очень даже вовремя поддержал под руку пьяного – впрочем, уже несколько протрезвевшего – Захара:
– Эй, эй, не падай!
– Не упаду, – засмеялся «питух». – А упаду – так токмо в вежу.
Молчаливый слуга – судя по облику, татарин или, скорее, из половцев – первым делом провел припозднившихся гостей в крайнюю, поставленную ближе к корчме, кибитку и негромко позвал:
– Акинфий!
В кибитке дернулся полог, явив в ночь узкую полоску неровного желтовато-зеленого цвета – светильник на кизяке или земляном масле. Кто-то высунулся:
– Ну?
Факел качнулся:
– Гостей привел, принимай.
– Кто такие?
– Здоров, Акиша, – со смехом выкрикнул Захар. – Что, меня, что ль, не признал?
– А-а-а, ты… Пришел, значит.
– Пришел. И дружков с собою привел – за троих ведь уплачено.
В дерганом, каком-то нервном, несмотря на всеобщее спокойствие, свете видно было, как на плоском узкоглазом лице Акинфия заиграла улыбка:
– Уплачено, то так.
Крещеный татарин. Или булгарин – скорее всего. Впрочем, татары – булгары – это все относительно, тут точно и не скажешь, кто есть кто.
– Выбирайте, други мои, любую вежу, какая больше глянется. Веселитесь хоть до утра – вряд ли кто еще будет.
Повинуясь взгляду хозяина, слуга поднял факел повыше и, показывая свободной рукой на кибитки, пояснил:
– В той белой веже – белокожая красавица Настена, рядом, в желтой – несравненная Алия, в голубой – пышногрудая Олена, а в последней, рыжей – огненноволосая Лария.