Асимметрия - стр. 49

Говорят, у города были проблемы с экологией, но после того, как на консервацию поставили восемь из девяти работающих шахт, это благоприятно отразилось на качестве воды и воздуха, в чём я и сам мог убедиться. Ровно по той же причине на лицо были все признаки экономического краха. Красносудженск стоило бы включить в топ российских городов, из которых лучше уехать немедленно, потому что, судя по всему, местное население так и поступало. В таких городах хорошее обслуживание и вкусный горячий шоколад ещё поискать надо и неизвестно – найдёшь ли. И я не стал пытать удачу, пробуя ближайшее ко мне кафе с креативно-отпугивающим названием «Блин Ламбада», а интуитивно свернул на огонёк костра – к узкой полосе гравельной отмели, незакованной в бетонную кирасу набережной.

Я присутствовал при моменте, когда тлеющую загаину пытались превратить в лагерный костёр, задабривая дух огня расщепленной доской, щедро политой – судя по запаху – керосином. Источником топлива служил импровизированный топчан, сколоченный из деревянных паллет, покрытых драным тюфяком. Чумазый подросток лет пятнадцати – один из шумной компании его сверстников, словно галчат, облепивших самоделковые шконцы – лихо орудовал монтировкой, используя двуязычковый загиб в ипостаси гвоздодёра. Вывернутый из поддона тем же инструментом, пиломатериал раскалывался вдоль волокон и обливался пахучим нефтепродуктом из стеклянной литровки с узким горлом. Огненный якши охотно принимал королевское подношение, набухая исполинским жаром, и я невольно вспомнил свой недавний сон.

Воздух был полон горьковатой дымки. Пёстрые шлейфы листьев, взмыленные вихрями ветров, вспыхивали, словно призраки, острыми углами, ссыпаясь куда-то в сторону подёрнутой рябью реки. Костровой орудовал монтировкой так лихо, что над его заголённой спиной с ниткой иззубренных позвонков, поднимался пар в блёстках крупных бусин пота. Порядком закоченевший, я вздрогнул от вида разгорячённого работой мальчишки. Его кодекс одежды – обнажённый торс и алладины насыщенного фиолетового цвета с закатанными до колен штанинами – перенимал ещё один тинейджер. Он спасался от нулевой температуры жонглированием гигантским «кубиком» – диковинной геометрической конструкцией правильного куба с натянутыми как струнки диагоналями рёбер жёсткости. Не скажу, что подобный трюк давался легко жонглёру: фигура вбирала в себя объём примерно кубического метра, и при всей своей громоздкости, являла далеко не идеальный объект манипуляции. Должно быть, в этом и состояла мулька номера: доказать обратное. На грязном измызганном лице подростка читалось усердное старание, вкованное напряжением от выполняемых движений. Некая надсада, почти граничащая с драматичной остротой, трепетала и пульсировала в его остеклевших, озолочённых блеском костра глазах.

Для зрелищности не хватало только праздничных фанфар и света софитов. В какой-то момент, словно по волшебству, появилось оба составляющих. Фанфары заменил этнический котлообразный барабан, обтянутый верёвками и кожей, а роль лампадария взял на себя сам артист, вернее, его гигантский куб, вспыхнувший от головешки, поднесённой костровым. Как по бикфордову шнуру, огонь стремительно распространился по рёбрам куба, озарив толпу карминно-красным коптящим пламенем. В воздухе повис горьковатый аромат палёной пакли и керосина.