Асимметрия - стр. 51

– Ясно, – сказал я, хотя мне было не очень ясно, что на самом деле представлял собой гиперлуп, но из вежливости решил не уточнять. Помолчал немного, дав возможность крепчающему ритму барабанных перестуков дойти до кульминации. – У вас тут целое цирковое выступление, а я без билета.

– У нас как-то больше развит «аск».

На этот раз без уточнений решил не обходиться.

– То есть это как?

– Шляпа на мостовой как способ заработка. – Белобрысая беспечно пожала плечами. – У нас тут что-то вроде кружка пироманов, хотя Пашка убеждает зрителей, что мы бродячий театр огня.

– Пашка прав. Так звучит гораздо круче.

– Ещё он говорит, что для полного аншлага нам не хватает ходульной анимации. Их пантомима и трюки – это ржачно. Можно было бы устраивать комичные перебивки между покрутонами. Я, например, видела одну ходульную анимацию в Сан-Франциско, она называлась «Влюблённый Чаплин».

– Ого! Так далеко отсюда?

– Ну да, мы там были с родителями прошлым летом. Очень смешной спектакль получился. Наш гид рассказывал, что во время огромной популярности Чаплина по всей Америке устраивались конкурсы на лучшее подражание актёру, они назывались чаплиниады. Сам Чаплин однажды участвовал в такой чаплиниаде, разумеется инкогнито, но не смог победить.

– Вот это ирония!

– Да, это, наверно, жутко обидно. А ты умеешь ходить на ходулях?

– Нет, что ты! – я рассмеялся. – Я предпочитаю менее экстремальные виды развлечений.

– Например?

– Например, шахматы.

– Вау! Я знаю, что в шахматах есть конь, он ходит буквой «Г», а больше ничего не знаю. Научишь играть?

– У меня нет с собой доски.

– Как-нибудь.

– Договорились!

Белобрысую мягко пихнули вбок, чья-то невидимая рука вынырнула из темноты, подсовывая вместительный походный термос.

– Своя кружка есть? Чаем угощу.

– Нету, – признался я.

– Держи тогда мою.

Она протянула крошечную – в несколько глотков – голубую пиалу, наполненную до краёв чёрным дымящимся настоем.

– Странный чай! – сказал я, присёрбывая густую ароматную жидкость, имеющую привкус старого сушёного урюка.

– Это пуэр!

– Здорово у вас тут всё… живой огонь, тамтамы, посиделки за чаем.

– Каждый находит здесь что-то своё. – Она звонко рассмеялась. – Пашка называет это альтернативной системой ценностей и пространством объективных возможностей. Ой! Они уже закончили. Пойду напою его горяченьким.

В моей ладони осталась голубая пиала с последним глотком пуэра. Я осушил крохотную посудинку. Потрескивающие в костре головешки разливали мягкие волны тепла. Выпитый чай успокоил горло, усмирив или, во всяком случае, приглушив основные симптомы воспаления. Задушевная несодержательная беседа вернула правильное жизнеощущение. Я получил массу впечатлений и мне хотелось, как можно дольше сохранить это состояние духа. Я зажундел застёжкой-«молнией» на рюкзаке, нащупал телефон, отыскивая в контактах мамин номер.

– Алло? – раздалось в трубке после продолжительных гудков. Мамин голос сквозил измождённостью, в нём слышалась какая-то надорванность, бессилие.

– Мама, это я. Здравствуй!

– Сынок? – Голос трансформировался, принял почти свойственные ему интонации лилейности и чуткости. – Я без очков, не разобрала сразу номер. Всё в порядке?

– Да-да, – спешно сказал я, – всё в порядке! – А про себя добавил: «Теперь уже – в порядке».

– Значит говоришь, всё хорошо. Я рада.