Артисты и клоуны. Роман - стр. 8
Но нет: апломб и характер не позволяют снизойти. Да и у нее тоже – характерец еще тот! Так и уперлись оба рогами… А ведь можно было бы общий язык найти – было бы желание, добрая воля, но куда там! Вот и продолжается коррида.
– В 8:30 у меня эфир, в 9 запись у Соньки Сурич, – зять поднимает глаза к потолку, – ёппрст! Потом я бегу на киностудию. И хрен знает, сколько я там проторчу, а в пять – у меня уже индивидуальные в институте! А потом я притащусь домой, если не сдохну. И… вот это…, – он скрипит зубами, – А завтра заседание кафедры! Мне посрать некогда!
– Выпить и закусить-то время всегда есть. – не унимается теща.
– Вы… Вы!… – он не находит подходящего слова, для того чтобы охарактеризовать тещу, и лишь взбешенно трясет кулаками. Его душит гнев. Наконец, сорвавшиь с места, он, топая, убегает из кухни.
– Мама, ну что ты такое говоришь? – упрекает Бабку дочь.
– А че, вчера трезвый был что ль?
– Ты, правда, Мария, чего к Илье привязалась? – подает реплику Дед.
– А ты помолчал бы, немила харя, тебе-то он тоже наливат, глаза б не видели.
– Ну, чего разошлась, подумаешь, какое дело! Мужик с работы, устал. Что, он выпить каплюшку не может? Ох, Мария, и чего ты такая злая? Ну, выпили самую малость.
– Малость? Две «чекушки»? С утра уж зенки-то налил, а потом еще добавил. Мало тебе! Ему-то чего – он двужильный. А ты? – Бабка делает отмашку рукой.
Дед, крякнув с досадой, выходит.
И в этот момент – совершенно неожиданно – входит Вова. Бабка всё утро поджидала его, всё время была начеку, и надо же! Как раз когда она на минуту забыла об этом, ребенок пришел. Заболтали ее эти немилы хари!
Двадцатичетырехлетний «ребенок» явно не в настроении – он недоволен и сильно раздражен.
Бабка, всплескивая руками – что у нее предвещает очередной приступ активности, начинает бурно суетиться:
– Ой, Вова! Садись скорей, я сейчас яйцо сварю, а пока бутерброды поешь.
– Бу-тер-броды… – произносит Вова, кусая ногти, с выражением вселенской скорби и одновременно бесконечного сарказма. – А цианистый калий у тебя есть?
– Какой такой калий? Нету. – Бабка обеспокоенно оборачивается к дочери: – Ирин, а где его взять? Я сегодня на базар иду.
– Мам, это не еда, – объясняет Мать, – это Вова так шутит.
Она подходит к сыну и, гладя его по голове, успокаивающе говорит:
– Не переживай, все пройдет, воспоминания только и останутся.
– Как это не переживай? – взвивается он. – Она ушла, понимаешь, она ушла?
– Вернется, все будет хорошо.
– И почему я маленьким не умер? – произносит Вова, глядя в бесконечность. Жизнь разбита, всё кончено…
Но Мать, увы, не может себе позволить и дальше предаваться с Вовой мировой скорби – у нее, на минуточку, есть еще дела…
– Мам, вот тебе деньги на продукты, – возвращается она к прозе жизни. – Я в буфет на работе зайду, если будут сырочки, то возьму. Давид должен привезти 20 кг капусты. Пусть на балконе поставят, потом разберемся. Все я пошла.
И с этими словами она уходит.
А в кухне «продолжается бой»: Сережа стоически пытается доесть «солдатиков». Но силы и терпение его уже на исходе. Ему кажется, что больше от него уже просто невозможно требовать. Но Бабка, преданная своему долгу кормления до полной победы, непреклонна:
– Ты должен доесть до конца, – говорит она ему. – Че осталось, надо доесть – это твоя сила!