Армия для империи - стр. 3

Кончина принца Оранского, молодого человека, подававшего блестящие надежды своими воинскими дарованиями, поставила австрийское министерство в крайнее затруднение относительно назначений нового главнокомандующего союзной армией в Италии. Сначала внимание обратилось на принца Фердинанда виртембергского; но выбор этот был отклонен под предлогом неприятных отношений венского двора к брату принца, владетельному герцогу Виртембергскому. За тем решено было вверить армию венгерскому палатину эрц-герцогу Иосифу; но молодой принц никогда еще не бывал на войне. Мог ли юноша, неопытный в деле воинском, бороться с французскими генералами, снискавшими уже боевую знаменитость? Невыгоду эту министерство австрийское полагало устранить назначением молодому эрц-герцогу помощника и руководителя из числа опытных генералов. Но и тут представилось затруднение в выборе: между старшими генералами австрийскими одни были известны более поражениями, чем победами; другие не пользовались достаточным доверием императора, или лучше сказать министра его, который опасался с их стороны происков и козней. После долгих колебаний, венский двор вынужден был наконец прибегнуть к императору Павлу и просить его о назначений помощником и руководителем эрц-герцогу русского генерала, «знаменитого мужеством и подвигами». Император Франц решился вверить судьбу своего оружия и своей монархии – фельдмаршалу графу Суворову.

Генералиссимус Александр Суворов

Просьба венского двора была принята императором Павлом с живой радостью. Государь, прочитав два раза письмо своего союзника, сказал бывшему при этом графу Ростопчину: «Вот, Русские на все пригодятся! порадуйся!» (См. прилож. I). Немедленно же флигель-адъютант Толбухин отправлен к Суворову, в новгородскую его деревню Кончанское, где старый фельдмаршал жил в изгнании уже почти два года.

Что же побудило венский двор избрать главным действующим лицом в предстоявшей войне семидесятилетнего старика, скрывавшегося в глуши деревенской? Что заставило надменного австрийского министра, откинув всякую национальную гордость, прибегнуть к иноземцу, который, по-видимому, и в отечестве своем уже предан был забвению?

Несмотря на временное удаление Суворова, слава его гремела в народе; войска одушевлялись при одном имени его; рассказы о дивных подвигах Суворова, перемешанные с бесчисленными подробностями о странностях его, переходили из уст в уста, переносились от чертогов царских до хижины поселянина. В целой Европе знали маленького русского генерала, который наводил такой ужас на польских конфедератов и так удачно расправлялся с турками. Но в особенности Австрийцам он был знаком с кампаний 1789 г., когда он выручал два раза принца Кобургского и одержал вместе с ним две блистательные победы, при Фокшанах и на Рымнике, за что и возведен был в достоинство графа Римской Империи. Кроме того венский двор должен был вспомнить, что еще в 1796 г. императрица Екатерина, вознамерившись послать на помощь Австрии русские войска, поручала начальство над ними Суворову.

Впрочем, не все из современников судили одинаково об этом замечательном человеке: едва ли даже о ком-либо другом мнения были столь противоположны. Обожаемый солдатами, прославляемый народом, Суворов имел и фанатических поклонников, и строгих судей, и непримиримых врагов. Одни преклонялись безотчетно пред его несомненным гением; другие осмеивали его странности и шуточные выходки; многие смотрели на него, как на загадку психологическую. В сочинениях, изданных и при жизни еще Суворова, и вскоре по кончине его, находим те же резкие крайности: в пасквилях, выходивших во Франции и частью в Германий, представляли русского полководца каким-то полудиким варваром, гением разрушения, кровожадным, жестоким; сделали из него пугало для детей. Большая же часть русских жизнеописаний походит на панегирики, в которых перемешаны, без строгой критики, факты истинные с анекдотами вымышленными или переиначенными. Многие из этих анекдотов вошли уже в число преданий народных, так что теперь и трудно очистить истину от примеси баснословной.