Армия для империи - стр. 12

«Всемилостивейшая Государыня! Ваше Императорское Величество, всеподданейше прошу, Высочайше повелеть меня, по здешней тишине, уволить волонтером к немецким и союзным войскам на всю кампанию, с оставлением мне нынешнего содержания из высокомонаршего милосердия»… (см. прилож. VII).

На это прошение государыня милостиво отвечала следующим рескриптом:

«Граф Александр Васильевич!

Письмом вашим от 24 июля (?), полученным мною сего утра, вы проситесь волонтером в союзную армию. На сие вам объявляю, что ежечасно умножаются дела дома, и вскоре можете иметь тут по желанию вашему практику военную много; и так не отпуская вас поправить дела ученика вашего, который за Рейн убирается по новейшим вестям, Я ныне, как и всегда, почитаю вас отечеству нужным…

Екатерина.

2 августа, 1793 года».

Действительно, вскоре понадобился меч Суворова: дела в Польше приняли такой опасный оборот, что императрица сочла нужным прибегнуть к мерам решительным. Начальство над всеми войсками в Польше предложено было сначала Румянцеву; но семидесятилетний фельдмаршал, дряхлый, истощенный болезнями и огорчениями, отклонил от себя такое тяжелое бремя. Суворов принял его с живой радостью. В то время ему было уже 64 года; при малом росте, сухощавый, несколько сгорбленный, имел он вид дряхлый; на голове его, рано поседевшей, оставалось лишь несколько клоков белых волос, собранных впереди локоном; лицо было в морщинах; но выражение его оживлено было умным, проницательным взглядом: маленькие глаза его сверкали огнем энергии; он сохранил необыкновенную для своих лет бодрость телесную и душевную; бойко ездил верхом; шутя прыгал и бегал; в походе не знал экипажа. Появление этого старика перед войсками, несколько слов его, какая-нибудь шутка, приводили солдат в неизъяснимый восторг. Одно известие о назначении Суворова главнокомандующим в Польше ободрило русские войска и встревожило неприятельские.

Действия Суворова в Польше были непродолжительны: в половине августа выступил он из Немирова, а в конце октября уже взял штурмом Прагу и торжественно вступил в Варшаву. Кровопролитный этот штурм, напомнивший ужасы Измаила, также ставился Суворову в упрек, как бесчеловечное побоище; но можно ли обвинять победителя в последствиях отчаянного сопротивления со стороны побежденного? Суворов со слезами благодарил Бога, когда депутаты варшавские явились к нему с изъявлением покорности и тем избавили его от нового кровопролития. Никто из виновников восстания не был удерживаем; когда же донесли Суворову, что члены бывшего революционного правительства спасаются бегством, то он не велел никого останавливать, и сказал при этом: «Пусть себе бегут; то не мое дело». Все пленные, захваченные в Праге, были отпущены.

За взятие Варшавы Суворов возведен в чин фельдмаршала, причем императрица писала ему: «Вы знаете, что я не произвожу никого чрез очередь и никогда не делаю обид старшим, но вы, завоевав Польшу, сами себя сделали фельдмаршалом». Дело в том, что Суворов производством в фельдмаршалы обошел девять старших генералов; вот почему он особенно обрадовался этому повышению, и как ребенок прыгал через стулья, приговаривая: «Перескочил, перескочил»…

Суворов около года оставался еще в Польше, чтобы утвердить спокойствие и порядок в новоприобретенных Россией областях. Здесь уже является он не простым воином, но правителем целого края, государственным человеком и политиком. Дела польские в то время обращали на себя внимание целой Европы: король прусский прислал Суворову знаки обоих прусских орденов (красного и черного орла); император Леопольд прислал свой портрет, украшенный бриллиантами; императрица Екатерина пожаловала ему алмазный бант к шляпе, три пушки и богатое имение Кобринское. Казалось, наконец Суворов достиг вполне цели своих честолюбивых мечтаний: слава, почести, любовь войска, благоговение целого народа – чего более можно желать? Но Суворову оставалась еще одна мечта, еще одно несбывшееся желание: честолюбивое воображение его стремилось на Запад: «Матушка, пошли меня бить Французов», писал он к императрице из Польши. Какова же была его радость, когда узнал он, что действительно императрица Екатерина вознамерилась послать войско свое на помощь Австрии, и что начальство над этим войском решилась вверить ему.