Армейские рассказы - стр. 13
– Ну смотри, – Козятников будто ждал этого вопроса и с удовольствием начинает пояснять. – в отдельных ротах хорошо – далеко от начальства, коллектив маленький, сплочённый, но там и дедовщина, по духанке туда лучше не попадать. Патрульный батальон – муравейник. С дедовщиной попроще, но свободы вообще нету. Лучше всего у нас, в стрелковой. Постоянно в разъездах, встречных караулах, на судах. А, кстати, а права у тебя есть?
– В и С, – отвечаю я
– Ну так в шару иди!
– А шара – это что?
– Авторота, – говорит сержант. – вот где служба. Свобода! У всех мобильные есть. В батальоне ты где телефон спрячешь? Под подушкой, в тумбочке? А в шаре у всех нычки – гаражи, машины, подсобки. Можно с утра в гаражи уйти и до обеда проебаться. Там, конечно, дедовщина самая крутая в бригаде, но оно того стоит. Ты адекватный, тебя в любую роту заберут, думай сам, – Козятников вставляет наушники обратно в уши и с полчаса слушает музыку с закрытыми глазами. Потом смотрит на часы.
– Ну что, давайте Бандюка поднимать, Титорев, иди отбивайся.
Бандюк всё своё дежурство занимается уборкой туалетов, я стою на «пне». Наряд проходит спокойно. Из расположения доносится мерное сопение восьмидесяти восьми солдат и восьми сержантов. Вдруг, подобно рыку зверя в ночных джунглях, раздаётся резкий клокочущий храп.
– Козятников, тигры под ротой, – протяжно и сонно доносится голос сержанта Шабалтаса. Козятников азартно улыбается и подскакивает со стула.
– Бандюк, на пень! Гурченко иди Тарасевича буди!
Тарасевича, моего соседа по койке назначили охотником за тиграми.На гражданке он занимался боксом и мечтал служить в ВДВ, поэтому сейчас сокрушается, что попал во внутренние войска. По окончании КМБ его уже заочно определили во взвод спецназа и обещали прыжок с парашютом. Правда с вышки, не с самолёта, что его, конечно, немного разочаровывает.
– Санёк, вставай, тигры… – дëргаю я его за плечо. Он просыпается быстро и через мгновение, поняв свою задачу, зажигается озорными огоньками во взгляде.
– Да-да-да, сейчас, – деловито частит он, затем берёт в руки подушку, и мы вместе идём искать источник звука. Тигра мы находим быстро. Он спит на спине, рот слегка приоткрыт. На выдохе он издаёт лёгкий присвист, а на вдохе наполняет пространство громким раскатистым храпом. Подушка опускается ему на лицо с сумасшедшей силой, шумно рассекая воздух, точно выпущенная из пращи. Раздаётся глухой удар. Солдата вырывает из сна, как из едущего поезда. Он распахивает глаза и судорожно хватает ртом воздух.
– Не храпи, – почти ласково, с улыбкой говорит Санёк. Сержанта Шабалтаса складывает пополам от смеха, я смеюсь до боли в затылке, Тарасевич уже лежит в койке и содрогается от хохота, Козятников ржёт в голос. Я не могу понять, что нас так веселит, но это невероятно смешно. Жестоко, грубо, но смешно. Со смехом из меня как будто вылетает всë накопившееся за день напряжение, растворяется внутри что-то жёсткое и колющее.
Наше веселье прерывает короткая и громкая команда Бандюка: «Смирно»! Козятников пулей выбегает к посту, Шаболтас мгновенно запрыгивает в койку. В дверях стоит полковник Толок. Внешне он очень похож на Луи де Фюнеса, только без юморного шарма. Напротив, набрякшие мешки под глазами делают его взгляд холодным и беспристрастным, как у белой акулы. Несмотря на жару его китель застегнут на все пуговицы, всем своим видом он олицетворяет фразу "настоящий полковник". Три большие звезды блестят золотом на каждом погоне, будто их только отполировали, фуражка с большой кокардой и гордо задранной тульей сидит на его голове, словно их родили уже слитно. Козятников делает три строевых шага, вытягивается в струнку и бодро подкидывает руку к берету.