Аристократ. Том 2. Адепт грязных искусств - стр. 27

Увлёкшись, я даже на секунду забыл о Питере, он мелькал где-то на фоне, тоже активно выискивая свой метод решения задачи.

В это время я обошёл все мешки, провёл над ними рукой, подержав ладонь над каждым буквально секунды по три.

Сработало.

Стекло оказалось в пятом мешке с зелёной лентой. Я чуть сжал пальцами воздух, и содержимое мешка шевельнулось, отзываясь на моё кодо.

– Стекло тут, – сказал я.

Одновременно со мной Питер тоже выдал результат, указывая на шестой мешок с жёлтой лентой:

– Здесь металл.

Капелли кивнул.

– Отлично. Ищите дальше, у вас осталось меньше минуты. Кто первым определит следующий материал, тот победил.

Питер покосился на меня, я – на него… и мы снова склонились над злосчастными мешками. Наверняка, выглядели мы сейчас как два грузчика с рынка, которые никак не могут определиться, какой мешок полегче.

Ну или как два психически нездоровых человека.

Теперь я искал металл, а Питер, наверняка, пытался найти стекло.

Железо мутировало с трудом, для него индекса кодо нужно было, как минимум, пятнадцать единиц. Я снова замер над первым мешком…

И тут в моей голове запел голос.

Ну нет, только не это…

***

Голос захохотал и выдал:

– Кажется, ты не совсем понял, насколько Ребекке плохо. А ей очень плохо. Хочешь послушать, как ей плохо? Ты уже забыл? Так я тебе напомню…

В сознании размножился выкрик, раздирающий душу, со слезами и бормотаньем, мольбами не мучить её больше, будто сотни Ребекк разом заголосили мне в уши.

Оглушённый, я так и оцепенел над мешком с вытянутой рукой и раскрытой ладонью. И опять в голове калейдоскопом закрутились картины, аж до тошноты и рези в глазах. Ребекка, её растрёпанные светлые волосы, вместо красивого когда-то лица – мертвецки бледная маска, отрешённый взгляд, смотрящий мне прямо в душу. И шёпот её потрескавшихся бескровных губ:

– Это из-за тебя, Рэй… это всё из-за тебя… ты виноват…

А потом множественный выкрик:

– Это ты винова-а-а-а-ат!

Я зажмурился.

Видит Бог, чтобы оставаться хладнокровным и добиться цели, я гнал от себя мысли о Ребекке, затёр её образ в памяти, отгородился заслонами, старался не вспоминать о нашей с ней жизни в приюте, но этот паршивый ментальный ублюдок раз за разом окунал меня в омут вины и памяти, заставлял думать о несчастной сестре и о том, что я ей ничем не помог, будто мне плевать.

Ребекка.

Судьба была несправедлива к ней с самого рождения.

Брошенная родителями, безродная, замкнутая, одинокая, она почему-то прониклась лишь ко мне. Лет в семь мы вместе пытались сбежать из приюта, но нас выловили на Рынке Нищих. Тогда мне крепко досталось, а вот Ребекку пожалели – всё же девочка, да и чокнутая, к тому же.

Вся её болезнь заключалась в том, что она молчала, почти не выражала эмоций и частенько повторяла одни и те же фразы или действия, вроде перекладывания игрушек из одного места в другое.

Зато психический недостаток с лихвой восполняла внешность.

Ребекка была красивой.

С идеальной кожей, правильными чертами лица, выразительными глазами и густыми белокурыми волосами – парней она покоряла сразу. Когда же они узнавали, что она «ненормальная», то реагировали насмешками. А кто-то из ухажёров вообще решал, что можно взять её силой. И тогда ему приходилось иметь дело со мной и моими кулаками.

Все в приюте считали, что Ребекка давно отдалась мне, но это было не так. Я любил её, но лишь по-братски. В моей подкорке занозой сидела установка: я должен защищать Ребекку, потому что это мой долг, потому что она – особенная.