Архитектура для начинающих - стр. 47
Матерью за это время анамнез был собран – Рита выглядит лучше обычного, задумчивость соответствует норме, но явно не соответствует содержанию – нежно-мечтательная улыбка вместо привычно отсутствующего взгляда в себя выглядит по меньшей мере необычно, хоть и весьма мило.
– Мам? – удивленно произносит молодая женщина, снимая наушники. – Привет… не ожидала.
Женщина постарше изображает теплую улыбку, за которой прячет подозрительность с волнением. Как же она могла не прийти после вчерашнего странного звонка? Как самочувствие, погода в доме? И я не отказалась бы от горячего кофе…
– …все хорошо. – Рита подвигает свободный стул к своему столу, убирает мамино пальто на вешалку, готовит в кофемашине мокачино. – Нет, мы не ругались. Нет, я не беременна. Кстати, я сама к тебе собиралась, показать первые наброски вашего фотопортрета…
В общении сложности обоюдны – если Диану иногда бесила задумчивая ненадежность/непонятность дочери, то Рите тяжело приходилось с маминой настойчивостью, дотошностью в добывании информации «непосредственно из моей головы!».
«Причем даже получив информацию открытым текстом, мама все равно делает неправильные, часто противоположные выводы! Я тебе думаю-думаю, ну почему ты меня не слышишь/не понимаешь?!» – возмутилась однажды еще маленькая Риточка, удивительно верно очертив разность восприятия. Позже каждая нашла свой личный способ получения/передачи информации с поправками на собственный темперамент. Одно осталось неизменным – Диана не любила рассказывать Дочери о ее собственном детстве, о тех годах, которые Рите запомнились отрывками, цветными картинками/картинами деда. Тем удивительнее редкие минуты откровений, появление и логику которых сама Рита до сих пор не смогла постичь, но обычно ловила их жадно и с удовольствием.
«Это была какая-то неправильная, больная зависимость…» – сегодня Ольга появилась в самый разгар Диано-Ритиного диалога о делах двадцативосьмилетней давности. Обсуждалась встреча, искра и фатальная влюбленность потомственного москвича с яркой представительницей дружбы народов. С экрана монитора за происходящим одним глазом подглядывает Павел Юрьевич. Второй у него, конечно, имеется. Просто увеличенный портрет остался именно в таком положении, отчего монитор показался Ольге гигантской замочной скважиной.
– Первое, что я помню, – негромко говорила Рита, – это запахи, шкаф, который отделял нас от других, и картины.
Диана отвлеченно смотрела вдаль, в окно, словно пыталась разглядеть за ним прошлое.
– Они вечно курили в доме, – полусердито-полугрустно вставила она. – Твой родной дед, три его гражданские жены-натурщицы и их вечные гости.
«Ого!» – Ольга мысленно усмехнулась.
– Да, таких откровенных картин я больше никогда не видела, – воспоминание явно смутило и развеселило Риту.
– Он талантливо писал, – заключила Диана. – Сейчас я могу, наконец, это признать. Он не только передавал красоту тела, каждая его картина была словно живая. Это меня и бесило в то время, представь, с каждой стенки и из каждого угла на меня, тебя и Кешу неизменно смотрели эти его живые нимфы, прикрываясь одними фиговыми листочками или не прикрываясь вовсе. Этого ты не помнишь, но я ему в то время постоянно устраивала выставки-продажи, чтобы только распродать срам.