Архауэр - стр. 9
О дальнейшей судьбе своих друзей я узнал случайно, когда мы уже покинули Польшу. Мне рассказал о них один мой товарищ из разведроты, который вошёл в то село позже меня. Он сказал, что оба: и брат, и сестра заболели.
«А что стало с её прокажённым возлюбленным?» – спросил я в лоб. Приятель вытаращил на меня удивлённые глаза:
«Насколько мне известно, их двоих отправили в восстановленный лепрозорий. Никого третьего с ними не было».
«Ясно, – горько подумал я. – Значит, он не выжил». И так плохо мне стало от этого известия, что захотелось сжать зубы как можно сильнее и выть, выть, словно дикому зверю в лесу, от бессилия и земной несправедливости. Жаль мне стало Мику – светловолосую наивную девушку с огромными серо-зелёными глазами и её непутёвого, но добросердечного братца. Я хотел верить, что их вылечат, но надежды в тяжёлые послевоенные годы на это было мало. Я часто вспоминал их. Вспоминал Мику, орудующую на кухне. У неё всегда было хорошее настроение, несмотря на войну. Наверное, потому, что рядом с ней находились двое самых любимых дорогих людей. Я вспоминал её хмурого, но милосердного брата, которого на самом деле подтачивала вовсе не анемия, а болезнь душевная, которую он вовсе не считал болезнью и отказывался лечить.
Как сейчас, я помню его… Вот он стоит в проёме маленькой прихожей с двумя вёдрами воды через плечо и такой искренней улыбкой. Он улыбался очень редко. И я в сердцах жалел его – ни от чего в этой жизни нельзя зарекаться, ибо, как говорил мой учитель: «Каждый будет испытан тремя вещами: тем, что порицал в других, тем, чего до смерти боялся, и тем, что люто ненавидел. И это – истина. Пройдёт время, и жизнь обязательно ткнёт тебя носом в эти вещи, и от того, как ты справишься с ними, не уронишь ли свою честь, возрастёшь ли духовно, построив нового себя из осколков прежнего, будет зависеть твоя посмертная судьба».
***
Смерть настигла короля Амори в жаркой пустыне. Он умер после осады Баниаса, вследствие длительной лихорадки. С гигиеной в те времена было трудно, тем более в таком знойном краю, как Палестина. Даже короли не были застрахованы от всевозможных инфекций.
Я переносился мыслями к Амальрику, стараясь понять, что двигало им всю жизнь: глубокая религиозная убеждённость или человеческие чувства. Я понял, что единственное, что имело для него значение, это любовь к сыну. Он хотел излечить его от недуга и завоевать для него весь мир. Амори рассказывал мне невероятные вещи. Он странствовал очень долго. Краткие периоды возвращения домой сменялись затяжными миссиями. Великий король Иерусалима так и не понял, что он был нужнее дома, нужнее своему сыну, а мифическое лекарство, которое он так усердно искал, не стоило разлуки.
Кто только не искал Святой Грааль: рыцарские ордена, иллюминаты, масоны, нацисты. Амальрик искал не его, потому как знал, что он давно безвозвратно утерян. Он искал другую вещь – окаменевший осколок креста, на котором был распят Пророк. Король верил, что если найдёт его, он дарует его сыну исцеление. Легенды также гласили, что была ещё одна реликвия – как раз та, которая исцеляла именно прокажённых – обрывок платка, которым воскрешённый Лазарь вытер свои слёзы после того, как узрел истину. Вряд ли ткань могла сохраниться за тысячу лет, но в мифах говорилось, что она впитала в себя энергию Творца и стала нетленной. Её след терялся в Египте. Во многом именно по этой причине Амори старался завоевать его. Но все его попытки так и не увенчались успехом, а его главный враг – Нур ад-Дин – помешал его планам осуществиться. Хотя, то были призрачные планы. Амальрик верил в сказку, спасительную ложь, которая хотя бы немного грела и смягчала его сердце. Если б не вышеупомянутая легенда, он бы, по его же словам, сошёл с ума от горя.