Арденны - стр. 22
– Садитесь, – сказал он.
Она села. Ханс Хергет сел за руль. Машина тронулась с места, и… все осталось в прошлом. Они были вдвоем. Только вдвоем. Хергет молчал. Но она видела – в зеркало заднего вида он улыбался ей одними глазами. Уткнувшись лицом в спинку переднего сиденья, Маренн не могла сдержать слез. Она плакала. Машина затормозила. Повернувшись, Ханс Хергет провел рукой, затянутой в черную перчатку, по ее спутанным волосам. Потом вышел из машины и открыл перед ней дверцу.
– Иди, – сказал он.
Она подняла заплаканное лицо. Она не поняла, о чем он говорит. Идти? Куда? Кругом – ни души, поля, леса, все тонет в серой рассветной дымке.
– Иди, – повторил он. – Ты свободна. Я отпускаю тебя.
Ей показалось, от всего пережитого она бредит. От неожиданности она на мгновение онемела. Свободна? Как свободна? После всего, что она пережила, это казалось невероятным. Как она может быть свободна? Это невозможно.
– Выходи скорей, – он торопил ее. – Пойдешь через перелесок, там Битбург. Это небольшой, тихий городок. На самой окраине, на улице Золленштрассе, 5, тебя ждут. Это хорошо знакомые мне люди. Они согласились помочь. Они дадут тебе одежду и новые документы. Я все подготовил.
– Но дети? – она не верила собственным ушам. – А как же Штефан и Джилл?
– На поезде доберешься до Мюнхена. Там остановишься в гостинице «Людвиг». Я постараюсь, чтобы к твоему приезду они оба были уже там. Из Мюнхена отправитесь в Париж. И как можно скорее. Я потяну время, но рано или поздно гестапо все равно начнет тебя искать. Они искать умеют, это общеизвестно, так что к этому моменту вы должны быть уже далеко. Это все, Ким, что я могу для тебя сделать. Иди, другого случая не будет.
Откуда только взялась эта радость? То, что казалось несбыточным, свобода, Париж, все предлагалось ей сейчас. Но какой ценой? Кто должен заплатить за ее освобождение и чем? Она внимательно посмотрела на Ханса. Лицо его было бесстрастным. Как и обычно, оно не выражало никаких чувств. Темно-голубые глаза холодны и спокойны. Как будто он не предлагал ей ничего особенного. Он ждал.
– А как же ты? – спросила она вдруг. – Ведь если они начнут искать, они выяснят, кто устроил мне побег. Тебя накажут. Если не хуже…
– Меня накажут, – уголки губ дрогнули, он едва заметно улыбнулся. – Разжалуют, это точно. Но это уже мое дело. Иди.
– Нет, – она ответила резко, опустив голову. – Нет.
– Что? – он переспросил удивленно, слегка приподняв бровь.
– Я никуда не пойду, Ханс. Я не хочу, чтобы тебя наказали.
Она заметила, что, несмотря на все умение владеть чувствами, он смутился и отвел взгляд, чтобы не выдать выражение глаз. Потом, опустив козырек фуражки ниже, спросил строго:
– Ты остаешься? Решай скорей. Мы больше не можем стоять здесь, – он кивнул на дорогу.
Она оглянулась – из-за поворота показался военный транспорт.
– Да, остаюсь, – сказала она решительно и, усевшись на сиденье, захлопнула дверцу автомобиля. Он обошел машину и сел за руль. Транспорт приближался. В зеркало она увидела, что он смотрит на нее, и не узнала его взгляд. Теплый синий свет струился, отраженный зеркальной поверхностью, обволакивая и согревая. Он повернулся и, перегнувшись через спинку кресла, поцеловал ее поблекшие губы, на которых запеклась кровь. Транспорт поравнялся с ними. Притормозив, проезжавший офицер спросил: