Арденны - стр. 17
Он наклонился, поцеловал ее в губы.
– Еще бы, с таким-то рисунком. У парня недюжинный талант.
– В его манере есть что-то от Матисса, ты не находишь?
– Матисс, прерафаэлиты, это все слишком тонкая материя для нашего диверсионного дела. Но если ты так считаешь, я согласен.
Она теснее прижалась к нему и прошептала:
– Я так считаю, я так считаю. И я рада, что Кальтенбруннер все-таки разрешил поехать мне вместо Джилл. Она бы никогда не уговорила тебя сохранить жизнь английскому офицеру, пусть даже он талантливый художник. Пойти против инструкции и циркуляров. Мне, правда, тоже удается это не всегда, – она явно намекала на сорок первый год. – Но хорошо, что на этот раз получилось.
Пауля Эберхарта оперировали через два дня после того, как началось обследование. Операция длилась три с половиной часа. Маренн, как всегда, была точна и искусна. Бригада врачей под ее руководством, как слаженный ансамбль, действовала четко. Все это время фрау Лотта ожидала там, где ей указали, – в специальной комнате для посетителей, обставленной уютной мягкой мебелью. Она не могла найти себе места и сама сбилась со счета, сколько раз она прошла по комнате – от окна до двери и назад.
– Вы должны знать, что каждая операция на головном мозге уникальна. Будем надеяться – все завершится успешно, – сказала ей доктор накануне. Теперь эту последнюю фразу: «Все завершится успешно», – фрау Лотта повторяла как заклинание.
В этот же день Кальтенбруннер прервал затянувшееся молчание и без особого удовольствия сообщил Скорцени, что его рапорт удовлетворен – вместо Джилл Колер в составе диверсионной группы в Арденны направится Ким Сэтерлэнд.
– Я слышал, что без вмешательства рейхсфюрера дело не сдвинулось, – иронично осведомился Алик, узнав новость. – А того как следует подзадорил наш общий шеф.
– Да, Шелленберг имел беседу с Гиммлером. После чего тот позвонил Кальтенбруннеру.
– Ему отпускать Маренн в Арденны под пули – как нож по сердцу, но он понимает ее чувства – все ради того, чтобы спасти Джилл. Я думаю, это правильно. Коли Кальтенбруннер не может пережить, что отряд вообще останется без дам. Чепуха какая-то!
– Он не может пережить, чтобы признать, что его затея – глупость, и ничего больше.
– Я согласен.
– Я еду в Шарите, надо сказать Маренн.
Скорцени спустился к машине. Они приехали в клинику, когда операция уже подходила к концу. Невзирая на протесты медсестер, Отто поднялся к операционной, подошел к стеклянной перегородке, наблюдая за Маренн. Она, конечно, его не заметила. Тогда он спустился в вестибюль.
– Скажите, как там, – невысокая женщина в простом темном платье с кружевным воротником, волнуясь и стесняясь, подошла к нему, – я видела, вы поднимались, господин офицер?
– А что как? – Скорцени не сразу понял, о чем она спрашивает.
– Мой сын, ему сейчас делают операцию, – пролепетала женщина, вконец растерявшись. – Вы не видели?
– Он вряд ли что-то понимает в этом, – вместо него ответил Науйокс. – А вы кто? Матушка солдата, которого оперирует фрау Ким? – догадался сразу. – Не волнуйтесь, – он ободряюще поддержал женщину под локоть. – Фрау Ким знает свое дело. И если она сказала, что все будет в порядке, значит, так и будет. Она ведь вам обещала?
– Да, – фрау Эберхарт кивнула.
– Значит, ждите и все, не волнуйтесь зря, – успокоил ее Науйокс. – Ты тоже отдохни, – он кивнул Отто на кресло. – Сядь, право, посиди. Дай человеку закончить дело. Успеет она узнать о великом решении Кальтенбруннера. Ты и так всех переполошил. Дежурному персоналу до сих пор нехорошо.