Апостасия. Отступничество - стр. 76
– Так ведь, батюшка мой… Бог разными путями ведет ко спасению. У одного путь простой, а у другого… помните, как Федор Михайлович о себе написал? Мол, осанна моя Христу через горнило многих испытаний прошла. М-да. Не желает Господь дарованную Им человеку свободу ограничивать. Так-то-с. Нынешнему-то недорослю, почитавшему Маркса, кажется, что он всю премудрость превзошел. А Господь ему на это что ответил, помните? «Ты говоришь: ”я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды“, а… ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».
«Это я, – вдруг пронзительно пожалел себя Петр, – и несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг».
– А без веры-то в безграничного Бога человек непременно впадет в идолопоклонство, обожествляя то гуманизм, то социализм, то есть определенную организацию общества, то…
– Я и сейчас в это верю, – угрюмо подтвердил Петр.
– Вот-вот… Тут уж что-нибудь одно… А вы, однако же, кушайте, кушайте, не стесняйтесь, матушка старалась, что же вы не кушаете? – ласково угощал отец Валериан.
– Какие у вас дочери, отец Валериан, милые, – переменил тему Петр.
– Дочери? – заулыбался батюшка. – Да… А где это вы моих дочерей рассмотреть успели?
– Так… На праздник в храм заходил. Видел…
– А вот я вас – нет.
– Народу много – вот и не видели.
– Да-а, доченьки мои… Одна, старшенькая, совсем уж постригаться собралась… Что ж, на все воля Божия…
– Отчего это вы не спрашиваете, где моя… жена? – с вызовом спросил вдруг Петр.
– Так что ж любопытничать… Человек, что захочет, сам скажет.
– А если сказать совестно?
– Так ведь, батюшка мой, Бога-то что стыдиться? Господу и так все наше тайное ведомо…
– Вы не Бог!
– Посему в тайну вашего сердца не дерзаю самочинно проникнуть, – благоговейно сложив руки на груди, отвечал батюшка.
Петр замолчал, потом неожиданно для себя сказал.
– Я, собственно, пришел заявить… У меня два курса медицинского факультета кончено. За третий, если честно сказать, я экзаменов вовсе не сдавал по причине… по причине моей веры в социализм и сознательной революционной борьбы! – с вызовом закончил Петр.
– Батюшка мой! – завопил поп. – Так ведь вы для нас – сущий клад! Марьюшка! Марьюшка! Ты слыхала? Вот радость-то! Фельдшера-то у нас давным-давно нет, вот вас Господь к нам и направил! Ах, Петр Николаевич, вот он, Промысл-то Божий! Вот он!
С той поры жизнь Петра переменилась. Он обложился книгами по медицине и стал штудировать забытое и пропущенное по причине своей пламенной веры в социализм.
Практика не заставила себя ждать. Прослышав о ссыльном «фельдшере», стали приходить в Ферапонтово болящие из всех окрестных деревень, а совсем немощные присылали лошадей, и Петр покорно ездил и лечил, как мог, убеждая себя, что это он так, от скуки, и стараясь не замечать, что поневоле втянулся в свое лекарское дело и даже стал получать удовольствие.
Со ссыльными он почти не общался. Однажды только, приехав в Кириллов отмечаться в полицию, узнал он об очередном теракте в столице. Неизвестным боевиком убит был градоначальник Петербурга фон дер Лауниц. Убедившись, что Лауниц мертв, убийца тут же на месте застрелился. Полиция, как всегда, задним числом принялась мести арестами направо и налево и в числе многих арестовала и своего скромного осведомителя Леву Гольда, получившего по суду пожизненную каторгу.