Апокриф - стр. 95
Лорри, понимая, что повлиять на брата невозможно, да и поздно, написала Темару в армию пару довольно формальных писем, вроде того: «Как здоровье? Как дела?» и получила вполне ожидаемые ответы: «Бог Велик и Светел! Слава Ему – все хорошо!»
Госпожа Варбоди во время всей этой истории с призывом ее сына в армию очередной раз находилась на лечении в психиатрической клинике. О том, что происходит в доме, от нее, разумеется, скрывали. Однако в середине зимы, когда Темар, стоически выдержав все сомнительные удовольствия «учебки», готовился к отправке на фронт, его мать выписали из больницы. Не застав сына дома, она все поняла, и никакое самоотверженное вранье Адди о том, что Темара забрали на «общественные работы», помочь уже не могло. У госпожи Варбоди случился тяжелейший припадок депрессивного психоза, в ходе которого она совершала беспрестанные суицидные попытки: пыталась выпить или проглотить все, что в ее больном воображении представлялось ядом, пробовала выбросится из окна, несмотря на то, что в доме было только два этажа, вскрыть себе вены столовым ножом… Адди, собрав все свое самообладание, металась от безумной матери к рыдающей бабушке, которая плакала от бессилья, не будучи в состоянии чем-нибудь помочь, и от них обоих к телефону, торопя и торопя карету скорой помощи. Наконец, несчастную госпожу Варбоди с вывихнутой после падения из окна первого этажа рукой, с истерзанными тупым лезвием запястьями рук, всю в крови, доставили в психосоматическое отделение Инзонской городской больницы. Но, пока больную выводили из состояния психоза, у нее развился приступ острой сердечной недостаточности, который купировать не удалось. Она умерла.
Лорри по телеграмме сестры, как и тогда, когда умер отец, на перекладных рванулась в Инзо. Но это было уже другое время, – транспорт ходил гораздо хуже. Она провела в дороге более трех суток, и маму похоронили без нее…
Она почему-то вспомнила об этом сейчас, сидя за потертым, но добротным столом университетского читального зала. В глазах у нее стало горячо, а в горле колко… Она часто задышала и, желая сдержать рвавшееся наружу рыдание, с тихой яростью коротко стукнула кулачком по краю массивной столешницы. Несколько человек, сидевших в зале, обернулись, библиотекарь поднял голову от конторки… Книжка упала? Бывает…
Как же она ненавидела в этот момент Стиллера! …И попов!
– А попы? – поинтересовался у своего собеседника Ланцер, продолжая свои переговоры с шефом ФБГБ за тысячу километров от Лорри. – У Стиллера ведь с ними тоже какие-то танцы?
– А что попы? Вы наших попов не знаете? Попы всегда примкнут к победителю и объяснят всем, что провидению было угодно, чтобы все вышло именно так, как вышло.
– Но сейчас-то Первосвященник пока с президентом? – продолжал разрабатывать тему Ланцер.
– Вот именно – пока. Пока не ясно, кто сверху окажется. Первосвященник – старая опытная бестия с постной рожей!
– Однако вы его не любите, Кафорс!
– Завидую, Ланцер, понимаете? Завидую! Ведь мы с ним когда-то, еще до Славного Народного Восстания и Войны за Объединение, вместе начинали в Управлении Охраны Короны… Его уже тогда внедрили.
– Так это что – не слухи?
– Для меня и вот теперь для вас – святая правда. А для всех остальных, по-прежнему – отвратительная и мерзкая клевета еретиков и атеистов. Он, Первосвященник наш, всегда везунчиком был. Картотеку секретных агентов начальник Управления, когда конфедераты столицу захватили, успел спалить. Вот и получилось, что всех кадровых спецов – и молодых тогда, вроде меня, и стариков, вроде самого начальника Управления – кого почикали, кого разогнали с волчьими билетами и без куска хлеба. А вот сексоты, особливо, которые еще не успели себя как-нибудь расшифровать, остались при местах, и некоторые даже – при теплых.