Апейрогон. Мертвое море - стр. 15

Он не удивился, когда перед ним откуда ни возьмись вынырнули трое темноволосых палестинских мальчишек. Первый перепрыгнул через участок на дороге, заваленный кусками бетона, и поставил одну ногу на автомобильную шину у обочины, как будто приготовился с нее спрыгнуть. Мальчик худ и беспечен. Другие – постарше, помедленнее, повнимательнее, держатся в стороне. Пятьдесят метров, сорок, двадцать, десять, пока Рами не поравнялся с первым мальчиком. Он отпустил рычаг и прижался к краю дороги, просигналил в такт шлепанью его сандалий.

Смуглые ступни, белая подошва. Длинный шрам на задней стороне ноги. Рубашка в бело-синюю полоску. Такого же возраста, как Смадар. Даже чуть младше.

Ноги мальчика согнулись, приготовившись к прыжку. Футболка растянулась на спине. Мышцы на шее напряглись. Мальчик ухмыльнулся, обнажив белоснежные зубы. Дорога шла все выше. Как только Рами доехал до серого фонаря – таким ранним утром желтая лампочка еще горела, – мальчик громко вскрикнул, резко остановился, вскинул руки в воздух, развернулся и кинулся за цементную баррикаду.

В зеркале заднего вида два других мальчика исчезли за обломками придорожных развалин.

Рами не знал, что заставило мальчика так неожиданно остановиться: усталость от бега, желтый номерной знак или наклейка слева спереди на мотоцикле –

Ничего не закончится, пока мы не поговорим.

Он переключился на третью передачу, чтобы заехать на гору.

Наверху находились станция кольцевания возле «Талифы Куми», крутые улочки, каменные стены, центр города, христианские церкви, тщательно подобранная иконография, железные крыши, высокие известняковые дома c видом на долину, покрытую пышной растительностью, госпиталь, монастырь, небольшие скопления света и тени, неопрятно раскиданные по винограднику, – все атомы приближающегося дня раскрывались перед ним во всей красе.

Сегодня, как и в большинство других дней, такой же обычный день: встреча с международной группой – вроде бы семь или восемь человек – в Кремизанском монастыре.

Он завернул за угол в конце Мэнгер-стрит.

Недалеко над Иерусалимом поднялся дирижабль.

Однажды, год назад, в воскресенье, он на протяжении нескольких часов ехал за дирижаблем: дирижабль изучал его, он изучал дирижабль, пытаясь разгадать алгоритм его передвижений.

Он ездил от перекрестка к перекрестку, от одного уличного указателя к другому, выехал за город, затем припарковал мотоцикл на обзорной площадке горы Скопус, присел на низкую каменную кладку, прикрыл глаза рукой и уставился вдаль, наблюдая за дирижаблем, парящим в голубом небе. Однажды друг ему рассказал, что это машина для измерения погодных условий и уровня влажности и слежения за качеством воздуха. Всегда найдется, чем прикрыть правду. А если на самом деле, сколько там датчиков? Сколько камер? Сколько глаз смотрят на нас с неба?

Рами всегда казалось, что в нем живут и борются девять или десять израильтян. Запутавшийся. Пристыженный. Очарованный. Скорбящий. Поразившийся изобретению дирижабля. Уверенный, что дирижабль за ним следит. Следивший за ним в ответ. Желающий, чтобы за ним следили. Анархист. Протестующий. Позарез утомленный слежкой.

От всех этих размышлений расщепленной личности у него закружилась голова. Что сказать сыновьям, когда они пойдут в армию? Что сказать Нурит, когда она показала ему, что пишут в учебниках? Что сказать Бассаму, когда его остановили на пропускном пункте? Что чувствовать каждый раз, когда он открывает газету? О чем думать, когда в День памяти павших они слышат сирены? Что ожидать, когда он проходит мимо человека в куфии