Антимелодрамы - стр. 13
Они чокнулись стаканчиками, и в этот момент сверху послышались первые звуки шаманского бубна.
– Слушай, а может, это знак? – задумчиво произнесла Вера. – Шаман там наверху явно призывает духов финансового благополучия.
– Или пытается установить контакт с инопланетянами, чтобы одолжить у них на первый взнос, – хмыкнул Павел.
Так началась их новая жизнь – с ипотекой, шаманами и безграничной верой в то, что самый сложный квест в жизни можно пройти, если проходить его вдвоём. Даже если этот квест называется "выплатить ипотеку и не сойти с ума".
Наследство тёти Глаши
В семействе Копейкиных случилось невероятное происшествие – скончалась престарелая тётушка Глафира Петровна, оставив после себя загадочное завещание и трёхкомнатную квартиру в центре города. Событие это всколыхнуло весь род, подобно землетрясению в муравейнике.
Виктор Семёнович Копейкин, главный претендент на наследство, примчался первым, едва успев застегнуть пуговицы на пиджаке. Его супруга, Антонина Марковна, семенила следом, то и дело поправляя съезжающую набок траурную шляпку с вуалью, купленную по случаю на распродаже.
– Боже мой, Витенька, – причитала она, – как же это тётушка, не предупредив…
– Молчи, Тоня! – шикнул Виктор Семёнович. – Тут думать надо, а не причитать.
– О чём думать-то? – всплеснула руками Антонина. – Квартира-то всё равно наша будет. Мы ж единственные, кто её навещал!
– Раз в пять лет, на день рождения, – съязвил появившийся словно из-под земли двоюродный брат Михаил.
Михаил, известный в семье как "бесполезный художник", носил потёртый берет и имел привычку появляться именно тогда, когда речь заходила о деньгах или наследстве.
– А ты-то что здесь забыл? – вскинулась Антонина. – Тётя Глаша твои картины в прихожей не вешала!
– Зато она их в кладовке хранила, – парировал Михаил. – Бережно так, в рулончик свёрнутыми.
– В мусорный пакет завёрнутыми, – буркнул Виктор Семёнович.
К вечеру квартира напоминала растревоженный улей: из всех щелей повылезали родственники, о существовании которых даже Виктор Семёнович узнавал прямо на месте. Тут были и вечно молчащий дядька Степан, и близнецы Митрошкины (неизвестно, кем приходившиеся покойной), и даже загадочная троюродная сестра из Урюпинска, которую все знали по какой-то семейной легенде, но никто в глаза не видел.
Нотариус – тощий как жердь субъект с хитрой проплешиной через всю макушку – нервно поправил очки-половинки и вытащил из потёртого портфеля пожелтевший конверт.
– Итак, – начал он торжественно, – я, Глафира Петровна Копейкина, находясь в здравом уме и твёрдой памяти…
– Ближе к делу! – не выдержал Виктор Семёнович.
– Завещаю, – продолжил нотариус, – свою квартиру… тому из родственников, кто сможет прожить в ней месяц, не потратив ни копейки денег.
В комнате повисла тишина, словно кто-то выключил звук в телевизоре.
– Это как? – опешил Михаил, роняя берет.
– А вот так, – развёл руками нотариус. – Месяц без расходов. Кто выдержит – тому квартира.
– Но это же абсурд! – возмутилась Антонина. – А еда? А коммунальные платежи?
– Всё оплачено на год вперёд, – пояснил нотариус. – В холодильнике месячный запас продуктов. Условие одно: никаких трат.
Первым вызвался Виктор Семёнович. Он торжественно выложил все банковские карты на стол и заперся в квартире. Продержался ровно три дня, пока не закончились сигареты.