Античные цари - стр. 28
В Афинах колесница зависла как раз над Акрополем, затем опустилась на его каменистой вершине.
Медея сумела войти в полное доверие к царю Эгею, запомнившемуся ей лишь по незначительному разговору с ним. Она стала его супругой, и, к вящему несчастью престарелого царя, всю жизнь мечтавшего о наследниках, – родила ему сына Меда! Именно эти имена – Медея и Мед – не сходили с уст почти всех, весьма говорливых без меры афинян.
После этого, все свои помыслы и действия колхидская волшебница направляла на то, чтобы подрастающий Мед получил все права на вожделенный им афинский престол.
Собственно говоря, указанные права у Меда, вроде бы, уже имелись, однако реализовать их было весьма затруднительно. Этому могли помешать вездесущие Паллантиды. Они могли погубить малыша или даже лишить его жизни – каким-нибудь тайным и очень коварным способом.
Что говорить, всю свою энергию и все чародейские способности после этого Медея направляла теперь единственно против Паллантидов, став таким образом – полным союзником царя Эгея.
Конечно, появление в Афинах юного Тесея, уже прославившегося столькими своими подвигами, – грозило новыми неприятностями для любого наследника царского трона. Это касалось всех их, идет ли речь о подрастающем Меде или о самом Палланте, а то и даже о его сыновьях – Паллантидах.
Медея, разумеется, незамедлительно приняла новые, более существенные и конкретные противомеры.
Она принялась заново обрабатывать царя Эгея.
Лучше всего, твердила волшебница своему старику днем и ночью, пригласить этого молодца во дворец, устроить в его честь великолепный пир, а после пира дождаться, когда он умрет ниспосланной ему богами своей, самой ужасной смертью. Это настолько естественно, и это избавит царя от всяческих лишних забот…
При этом она как-то, воистину как заговорщик, подмигивала своему изрядно старому мужу.
Эгей кивал поседевшею головою, доверчиво глядя в очаровательные глаза своей вечно молодой супруги. Он, вроде бы, напрочь успел уже позабыть о собственных приключениях в недалеком от Афин приморском Трезене, а уж тем более – о своем шапочном знакомстве с колхидской волшебницей Медеей в Коринфе[9]. Даже о своих разговорах с совершенно юной Этрой, – на том же солнечном берегу в Трезене. Забывал также об оставленном под слишком громоздким камнем своем собственном мече и о своих, уже повидавших виды сандалиях…
А Медея, то ли каким-то чародейским образом узнав, кем же на самом деле является прибившийся в город юноша и каковы его настоящие цели, а то ли просто догадываясь, чем грозит ей лично его неожиданный приход, волшебница напирала на старика еще пуще прежнего.
Однако планы ее обрели уже совершенно другое направление.
– Послушай, – сказала она царю, – коли ты такой смелый, то поручи ему какое-нибудь трудное задание. Есть ли у тебя что-нибудь на примете относительно этого?
– Да как же не быть? – отвечал ей Эгей. – Взять хотя бы того быка, который выпасается теперь в Марафонских полях. Да только справиться ли такому легконогому юноше с этаким грозным чудовищем? Сам Геракл не всегда с ним справлялся.
– Это ничего, – засмеялась в ответ Медея. – Справится – хорошо, а если не справится – тоже плакать не станем.
Одним словом, Тесею был передан строгий царский приказ: немедленно отправиться в Марафон, небольшой городок на противоположной стороне Аттики, как мы уже знаем, где он еще никогда не бывал, и там в полях, засеянных сплошь буйным укропом, отыскать могучего быка и укротить его как можно скорее.