Аномалии личности. Психологический подход - стр. 78

Но кто и как задает эти образы, образцы, эталоны?

Если речь идет о формировании понятия биссектрисы у школьника или обратимости числа, как в ранних опытах гальперинской школы, то ясно, что образцы идут от учебника геометрии или математики. Но когда речь о судьбе, о жизненных путях и выборах? Ответ в этих случаях для культурно-исторической традиции также вполне определен: поставщиком и хранителем эталонов и образцов является культура, ее вообще можно понимать (о чем упоминалось выше) как совокупность устоявшихся знаков, значений образов действия. Смена поколений – это передача (пусть творческая, видоизмененная) этих образов и знаков, которые интериоризируются, обуславливая «подъем» и «снятие» материального в идеальное.

С этим можно было бы согласиться, если бы не существенное обстоятельство, на которое нельзя не обратить внимания. А. Н. Кричевец, например, констатируя, что культурно-историческая парадигма имеет своим предметом в первую очередь передачу культурного наследства от поколения к поколению, справедливо замечает, что сама эта передача культурных смыслов от поколения к поколению – вещь далеко не сама собой разумеющаяся. Новое поколение в раздражающем противоречии с принципом универсальности свободно выбирает для усвоения, «интериоризации» из доступного ему культурно-исторического мира одни сегменты и игнорирует другие[195].

Культура тем самым, при всей ее первостепенной важности, вряд ли может рассматриваться как полностью самовоспроизводящаяся, сама собой обеспечивающая осмысленное и единое направление. Иными словами – не она перводвигатель, не она из себя порождает все линии, идеи, цели свершений нашего заведомо конечного бытия, но – повторим еще раз Декарта – «идея конечного и совершенного не могла быть образована иначе как из идеи бесконечного и совершеннейшего». Только такая идея может угадываться (вспомним рассуждение о «секретном пакете»), вести и светить сквозь все конечные вещи, сквозь все сегменты и коллизии культуры, притягивая к себе и направляя пути человечества и человека, который, кем бы он ни был, – всегда (это вновь Декарт) конечный образ бесконечной духовной субстанции. И потому да не собьется с пути человек и человечество.

Итак, не все смыслы возникают, произрастают под небесами, куполами, патронажем действий и деятельностей и отражают тем самым их сплетение, порожденное, в конечном итоге, императивами действительности (бытие, порождающее сознание). Есть и иные, пронизывающие деятельностную основу, проблескивающие вдруг сквозь ее разрывы[196], покоясь под другими куполами, небесами, патронажем. Как соединены (и соединены ли) эти смысловые реалии и каково место психологии в их различении, познании и соотнесении?

Исходя из представленного в книге понимания личности как уникального психологического инструмента (органа) овладения человеком его родовой сущностью[197], «наддеятельностные смыслы» являют отношения не к самой необходимой деятельностной активности как таковой, а к этой умопостигаемой сущности. Их роль (миссия) не в регуляции и отражении конкретных успехов, неудач, перипетий, порождаемых и отражаемых конкретными деятельностями, а в удержании такого отношения ко всему пространству бытия и времени, которое не уничтожимо даже фактом физической смерти субъекта (тогда как любой «деятельностный» смысл претендовать на это не может).